Путями неисповедимыми, но символичными, дни отъезда Аделины на поселение совпали с днями, когда Иван Николаевич был снят с должности и исчез — совершенно в стиле чекистской конспирологии Валентины Андреевны. То памятное утро я провел с Иосифом Михайловичем в разговорах о приговоре суда, а когда во второй половине дня пришел на работу, Галина Александровна принесла телеграмму из Министерства с приказом о назначении меня «временно исполняющим обязанности Генерального директора» ПООПа в связи, как там было сказано, «с переводом И. Н. Коробова на другую работу». Всё это — и осуждение Аделины, и увольнение Вани, и мое новое назначение — свалилось на меня только частично неожиданно, но от этого не менее тяжело. Ретроспективно вспоминаю, что именно тогда я впервые перенес на ногах то, что потом врачи называли гипертоническим кризом и предвестником хронической сердечной болезни. Прочитав приказ, я позвонил Арону. Он сказал: «Немедленно звони в министерство… Ты должен подтвердить получение приказа и получить всю необходимую информацию о причинах и обстоятельствах твоего назначения». Я позвонил в Москву заместителю министра Комиру Николаевичу и спросил его первым делом, с чем связан перевод Ивана Николаевича на другую работу и на какую именно. Он ответил кратко, в начальственном стиле, что Ивана Николаевича не перевели на другую работу, а уволили с работы «в связи с его несоответствием занимаемой должности», и что он ждет меня завтра в своем кабинете в десять часов утра. После разговора с Комиром я попросил Галину Александровну срочно заказать мне билет на «Красную стрелу» по горкомовской броне и пригласить ко мне секретаря парткома.
С Ильей Яковлевичем я встречался редко, все партийные дела он, естественно, вел непосредственно и Иваном Николаевичем. Теперь он впервые пришел ко мне в кабинет и сразу же сказал, что знает о моем назначении «временно исполняющим обязанности Генерального директора».
— Мне сообщили из райкома партии… Ваша кандидатура, Игорь Алексеевич, согласована министерством с горкомом партии.
— При чем здесь горком — я беспартийный.
— Такого уровня должности утверждаются только с согласия партийных органов, это прерогатива правящей партии, ибо так записано в нашей Конституции, — важно сказал Илья Яковлевич.
— Ладно, бог с ней, с вашей… конституцией. Скажите лучше, что с Иваном Николаевичем, где он?
— Думаю, что он сейчас в Москве, не знаю точно, но он звонил мне и просил оказать вам всяческое содействие в работе.
— В приказе сказано, что Иван Николаевич переведен на другую работу. Что вы, Илья Яковлевич, знаете об этом?
— В партийных инстанциях в настоящее время подыскивают Ивану Николаевичу новое место работы — это всё, что я знаю.
— Что значит «подыскивают»? Разве Иван Николаевич не пошел на повышение, разве не для этого он в Москве?
Я здесь, конечно, слукавил, прикинулся, что мне неизвестно об увольнении Вани. Мне хотелось выведать у секретаря парткома истинные причины этой акции и главное — связана ли формально Ванина карьерная катастрофа с Аделиной. Но Илья Яковлевич с большевистской твердостью держал язык за зубами, и единственное, что мне удалось у него выведать, был прямой выпад против нашего проекта новой цифровой системы — якобы в закрытом приказе по министерству И. Н. Коробову вменялось в вину «нецелевое использование бюджетных средств на проекты, не имеющие отношения к профилю предприятия, в ущерб разработкам по прямым заказам Министерства обороны». Поняв, что больше ничего не выведаю, я попросил Илью Яковлевича подстраховать меня в новой должности: «Я, конечно, оставляю за собой все вопросы научной работы предприятия и связанные с ней опытно-конструкторские разработки, испытания, опытное производство, связи со смежниками, сдачу проектов заказчикам и прочее, но прошу вас, Илья Яковлевич, взять на себя административно-хозяйственные заботы». Он обещал помогать мне, правда, без особого энтузиазма. Я встал, поблагодарил его и протянул руку для прощания. Илья Яковлевич задержал мою руку, словно давая понять, что хочет сказать еще что-то, но не решается. «Вы, Илья Яковлевич, хотите что-то добавить?» — спросил я и увидел, как вдруг помягчело его суровое партийное лицо. Опустив глаза, словно стесняясь, он сказал:
— Да, хотел бы добавить, что с большим уважением и искренней симпатией отношусь к Ивану Николаевичу — нас связывают годы совместной партийной работы.
— Разделяю ваше отношение к Ивану Николаевичу — нас связывают годы совместной научной работы.
— Хочу еще сказать, Игорь Алексеевич, что вижу в вас продолжателя партийного и научного курса Ивана Николаевича и… безмерно рад возможности содействовать вам в этом. Не собираюсь вмешиваться в вашу научно-техническую политику, но опасаюсь, что вы не вполне осознаёте сложность вашего положения…
— Спасибо, Илья Яковлевич, но в чем вы лично видите сложность?