Читаем В немилости у природы. Роман-хроника времен развитого социализма с кругосветным путешествием полностью

Дома я первым делом собрал крамольную литературу и задумался, что с этим делать, — рука не поднималась разбросать книги по помойкам. В конце концов, упаковал всё в три посылки, вложил записки с просьбой сохранить эту литературу для потомков, надписал вымышленные обратные адреса, потом развез посылки по трем отделениям связи и отправил их Алисе в Саратов, своим дальним родственникам в Баку и приятелю в Таллинн — по всем этим адресам, как я полагал, никто ничего искать не станет. Я, конечно, понимал нулевой уровень своей компетентности в сфере конспирации, но мной владел не здравый смысл, а злоба и ненависть ко всей этой гнилой совковой махине, которая заставляет меня избавляться от любимых книг.

Конец того года был напряженным и тревожным.

Два-три раза в неделю я либо встречался с Иосифом Михайловичем, либо звонил ему с телефонов-автоматов — в последнем случае мы обсуждали ход судебного дела Аделины эзоповским языком, не произнося имен. Его предположения подтвердились — обвинение строилось на распространении антисоветской литературы, причем никакие различия между, скажем, Солженицыным и Ахматовой, между Пастернаком и Мандельштамом не принимались во внимание, следователей не интересовали литературно-поэтические нюансы — всё сваливалось в одну антисоветскую кучу. Иосиф Михайлович дал понять мне, что нейтрализовать всех, кому Аделина передавала самиздат, к сожалению, не удалось — слишком большой материал был накоплен компетентными органами по доносам сексотов. Тем не менее он намекнул, что «рука, спустившая курок, явно просматривается в этом деле» и что «выстрел еще не достиг всех целей». Мне оставалось только догадываться о тайном смысле этих аллегорий. Иосиф Михайлович еще раз настоятельно просил меня не участвовать никоим образом в деле, я обещал, но не полностью выполнил свое обещание — посетил родителей Аделины. Они были запуганы и поначалу едва разговаривали со мной, подозревая, что я секретный агент органов. Пришлось раскрыть им ряд эпизодов наших встреч с Аделиной в их квартире, прежде чем они расслабились и поверили мне. Два интеллигентных человека всё еще не оправились от пережитого — рано утром трое агентов вломились в квартиру, перевернули всё, сбросили с полок все книги, выбросили одежду из чемоданов и набили их изъятыми книгами, машинописными рукописями, кассетами, а потом… всё это увезли вместе с дочерью. Два немолодых человека пережили сталинщину — и тридцатые годы, и сороковые-пятидесятые, потом они прочитали и «Архипелаг Гулаг», и рассказы Варлама Шаламова, и многое другое, но оказались совершенно не готовы к ЭТОМУ, к тому, что ЭТО пришло в их собственный дом. Они хорошо знали, как ЭТО происходило с миллионами людей, но знание не дает облегчения, когда ЭТО приходит конкретно к вам в своем невыносимо жестоком, грубом, хамском обличии. Булгаковские швондеры и шариковы продолжали глумиться над интеллигенцией. Родители Аделины были сокрушены и растоптаны… Я пытался закрыть тяжелую тему ареста и перевести разговор в нейтральное русло, но мне это удалось не сразу. «Аделина работала над кандидатской диссертацией, но эти забрали все ее рукописи», — рассказал мне Григорий Семенович, служивший редактором в Лениздате. Я этого не знал и стал выспрашивать подробности. Оказалось, Аделина писала диссертацию по дневникам Достоевского — сложнейшая и даже болезненная тема русской литературы. Работала в одиночестве, без поддержки и официального аспирантского статуса. Я содрогнулся: почему она ничего не говорила мне о своей работе, почему не искала во мне той опоры, о которой говорил Иосиф Михайлович? Как мало я знал о ней, как плохо понимал…

Суд состоялся, помнится, в октябре, еще при Иване Николаевиче в должности Генерального. В течение двух месяцев, вплоть до того момента, как он исчез, я несколько раз затевал с ним разговор об Аделине. Подспудно надеялся на какое-то содействие Вани, наивно полагал, что он при своих партийных связях сможет как-то облегчить ее участь. Помню, при первом разговоре я сделал вид, что ничего не знаю об аресте Аделины, спросил, почему она не выходит на работу… Ваня уклонялся от прямого ответа, как и я делал вид, что не в курсе событий. Я понял, однако, две вещи: во-первых, он всё знает, а во-вторых, палец о палец не ударит, чтобы помочь. Потом, когда все уже знали об аресте, у меня была пара откровенных разговоров с Ваней на эту тему. Мы ведь когда-то приятельствовали и немало сделали друг для друга, а теперь были в одной упряжке проекта цифровой системы — нашего общего детища. Ваня дал понять, что знает о моих с Аделиной отношениях. Я прямо спросил: «Откуда?», и он объяснил, что от нее самой. Я взорвался:

— Она тебе рассказывала о своей личной жизни? Вы были так близки?

— На первый вопрос я уже ответил, а от ответа на второй, друг мой Игорь, позволь воздержаться.

— Извини, Ваня, это действительно не мое дело. Чего нельзя сказать о Валентине Андреевне…

— С Валей мы разводимся, это всё осталось в прошлом…

— Ты не торопишься, Ваня? Теперь-то, когда всё так трагически обернулось…

Перейти на страницу:

Все книги серии Русское зарубежье. Коллекция поэзии и прозы

Похожие книги

Год Дракона
Год Дракона

«Год Дракона» Вадима Давыдова – интригующий сплав политического памфлета с элементами фантастики и детектива, и любовного романа, не оставляющий никого равнодушным. Гневные инвективы героев и автора способны вызвать нешуточные споры и спровоцировать все мыслимые обвинения, кроме одного – обвинения в неискренности. Очередная «альтернатива»? Нет, не только! Обнаженный нерв повествования, страстные диалоги и стремительно разворачивающаяся развязка со счастливым – или почти счастливым – финалом не дадут скучать, заставят ненавидеть – и любить. Да-да, вы не ослышались. «Год Дракона» – книга о Любви. А Любовь, если она настоящая, всегда похожа на Сказку.

Андрей Грязнов , Вадим Давыдов , Валентина Михайловна Пахомова , Ли Леви , Мария Нил , Юлия Радошкевич

Фантастика / Детективы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Научная Фантастика / Современная проза