«Позвольте, уважаемые коллеги, внести ясность в вопрос о судьбе „Тритона“, затронутый Василием Ивановичем. Действительно, испытания изделия на всей акватории мирового океана были сорваны и доводка изделия непредвиденно задержана. Причина этого — отстранение непосредственных разработчиков от испытаний изделия и его последующей доработки с передачей означенных функций другому отделу, который к разработке „Тритона“ не имел никакого отношения. Все эти действия инспирированы отнюдь не предыдущим руководством в лице И. Н. Коробова, а пред-предыдущим, то есть М. Т. Шихиным. Контр-адмирал Митрофан Тимофеевич Шихин отстранил Главного конструктора разработки доктора технических наук Арона Моисеевича Кацеленбойгена от участия в испытаниях „Тритона“ не без участия вашего, Василий Иванович, ведомства, которое пошло на этот разрушительный шаг под воздействием органов, не имеющих ни малейшего отношения к созданию новой военной техники. Срывы начались с того момента, когда известные вам органы заблокировали заграничную командировку Главного конструктора изделия „Тритон“. Поэтому, уважаемый Василий Иванович, поищите виновников всех бед „Тритона“ в другом месте… в каком — я, кажется, достаточно ясно указал. В свое время вместо того, чтобы защитить позицию A. M. Кацеленбойгена, ваше ведомство предало его и пошло на поводу у безответственных и бездарных чиновников… Вот вам и вся картина маслом…»
Мой спич вызвал у собеседников нечто вроде шока — эти стены, по-видимому, не часто слышали подобную крамолу. Первым оправился и забормотал какие-то возражения Василий Иванович: «Поищем, поищем… везде поищем — и без кацлинбогенов как-нибудь обойдемся». Он, как мне показалось, намеренно исказил фамилию Арона, и я подумал: «А чем, собственно говоря, по большому счету этот генерал отличается от антисемитской шпаны из моего ночного сна?» Сказал же, конечно, другое: «Если имеется в виду профессор Кацеленбойген, то я с вами вполне согласен — вы, вероятно, действительно обойдетесь без него, а вот отечественная наука вряд ли обойдется». Василий Иванович повысил голос: «У нас незаменимых нет!» Я продолжал гнуть свою линию: «Опять согласен с вами — у вас незаменимых нет, а в науке есть. Эйнштейна уже сто лет никто заменить не может». Комиру Николаевичу пришлось прервать эту опасную дискуссию, он попытался перевести разговор в конструктивное русло: «В дополнение к вашей, Игорь Алексеевич, докладной записке сформулируйте, пожалуйста, каким образом вы как новый руководитель предприятия собираетесь исправить положение… Каковы ваши, так сказать, принципы дальнейшего руководства?» Мне снова пришлось произнести длиннющую речь, в которой витиевато сочеталось то, что я думаю на самом деле, с тем, что от меня хотели услышать. Вот краткое ее изложение, сохранившееся в моих дневниках: