В немилости у природы. Роман-хроника времен развитого социализма с кругосветным путешествием

Наступила неловкая тишина, прерванная появлением Аделины и Володи. Иосиф Михайлович деликатно ввел их в суть дискуссии и спросил, что они думают по этому поводу. Первой высказалась Аделина: «А что тут, собственно говоря, думать… Не думать надо, а валить из этой страны всеми доступными способами. Вы не видите, что ли: новый вождь приказал ловить в кинотеатрах, магазинах и банях всех прогульщиков… Рекомендую господам диссидентам воздержаться от посещения этих заведений в рабочее время. Маразм крепчает — не видите, что ли… Он еще без году неделю начальник, а уже кровью замазался». Потом настала очередь Володи: «А я не согласен с Аделиной. Во-первых, не факт, что новый Генсек участвовал в этой авантюре с самолетом — он, говорят, в больнице лежит. Во-вторых, если что-то не нравится в своей стране, не валить из нее надо, а, напротив, здесь дела исправлять и жизнь достойную налаживать…» Аделина всплеснула руками и картинно запричитала: «Ах, ты мой бесшабашный рыцарь печального образа, мой славный Дон Кихот, для исправления жизни шабашку наладивший… и в тюрягу едва сам не налаженный, Илья ты мой Муромец, вместе с Алешей Поповичем для исправления жизни прискакавший, Белинский ты мой вместе с Чернышевским, для налаживания жизни призванный, борец ты мой бесстрашный за демократию в концлагере…» Она внезапно замолчала разгоряченная, а потом, словно приняв решение, спокойно сказала: «Ну и оставайся здесь общинную жизнь налаживать — может быть, за это еще раз попадешь для исправления своей собственной жизни на Колыму, а с меня хватит — я уже там отбыла, поналаживалась и подысправилась, спасибо партии за счастливую перезрелость…» Володя удрученно молчал… Нас всех тоже поразила эта почти семейная ссора, вдруг раскрывшая всю глубину и необычность отнюдь не бытового конфликта. Аделина, казалось, тоже успокоилась, но внутренний вулкан вдруг снова вспыхнул: «Эти суки, видите ли, родину защищали, для чего надлежало подвергнуть сотни пассажиров беззащитного авиалайнера мучительной смерти. Здесь можно жить после этого?» Она остановилась, а затем процитировала нараспев:

Клянусь до самой смерти
Мстить этим подлым сукам,
Чью гнусную науку
Я до конца постиг.

«Это из Шаламова, если кто не знает», — добавила она. Володя налил две рюмки водки, отвел меня в сторону, сказал тихо: «Не знаю, что делать… Она вразнос идет, не хочет здесь жить, лучше умру — говорит… Меня слушать не хочет. Может, тебя послушает?» Выпили, не закусывая, и я ответил: «Странно всё это слышать от тебя, Володя. Ты теперь „девушку танцуешь“, а я должен ее духовным миром заниматься… Так, что ли, получается?» Володя принес бутылку водки, разлил снова по рюмкам, сказал:

— Ты зря кипятишься, Игорь. Я не виноват перед тобой, она сама так захотела… Боюсь, как бы она снова дров не наломала с этой идеей фикс, что жить здесь нельзя. Надо ей помочь по-дружески…

— Не знаю, что ты имеешь в виду под дружеской помощью, но, насколько я ее знаю, здесь никто и ничто не поможет. Идея, овладевшая Аделиной, становится материальной силой — она теперь, сто процентов гарантии, уедет отсюда. Если хочешь быть с ней, готовься к отъезду и постарайся найти евреев среди своих предков, но не дальше дедушки и бабушки.

— Я никуда не собираюсь уезжать, у меня другие проблемы… Может быть, Иосиф Михайлович сможет ее уговорить, успокоить? Просто советуюсь с тобой…

— Ладно, Володя, про тебя и Аделину мне всё кристально ясно. Я, конечно, поговорю и с ней, и с Иосифом Михайловичем, но… ничего не обещаю. Ты мне лучше скажи: что с Делом двенадцати?

— Нормально… Партийное начальство всё спустило на тормозах, как и предсказывал Иосиф Михайлович. Он, кстати, ходил по этому делу в райком партии, разъяснил им, что криминал не просматривается. Спросил, хотят ли они скандала международного масштаба, и они, подумав, сказали, что не хотят… Короче, наши «отдыхающие» отделались легким испугом — одного уволили, один уволился сам по собственному желанию, Виктора, как бригадира, отстранили на полгода от преподавательской работы, всем остальным объявили выговор.

— И это ты называешь — отделались легким испугом? Это же подлый произвол! В нормальном обществе надо было объявить вам благодарность за работу…

— Могло быть много хуже, Игорь… Дело в том, что наши следаки из парткома не поленились организовать замеры выполненного объема работ «на месте совершения преступления». Представляешь — замеры на Колыме зимой. Иосиф Михайлович об этом не знал, всё делалось втихаря. Если бы оказалось, что объем работ нами завышен, то это подвели бы под хищение социалистической собственности в особо крупных размерах и нескольким нашим пришлось бы сесть… К счастью, замеры показали, что нам еще и недоплатили.