Этот разговор о совковых фашистах получил любопытное продолжение. Мне неожиданно позвонил Артур Олегович: «Надо встретиться — нетелефонный разговор». Мы договорились встретиться у входа в Университет на набережной Невы. Я поставил свою машину за углом, на тихом бульваре вдоль старинного здания Двенадцати коллегий, завернул на набережную и увидел Артура, поджидавшего меня у своего черного лимузина. Мы давно не виделись, Артур несколько обрюзг и выглядел в своем официальном сером костюме с голубым галстуком старше своих лет. Наверное, он тоже подумал, как я постарел. Артур сказал шоферу: «Коля, поехали к заливу, там на набережной за „Прибалтийской“ мы с Игорем Алексеевичем погуляем». Мы сидели на заднем сиденье лимузина перед выдвижным столиком, на котором стояли бутылка коньяка и две рюмки. Артур жестом пригласил выпить, я жестом же показал, что не хочу. Проехали мимо Румянцевского садика — там, как всегда, митинговали фашисты. Артур закрыл стеклянную перегородку с шофером и сказал:
— Видишь, Игорь, что получается… Разрешили собрания — и тут же выползли откуда-то фашисты; отменили контроль ОБХСС, разрешили предпринимательство — и все стали воровать… Наш народ только так и понимает демократию. Не спешим ли мы с реформами?
— Не знаю, Артур… Но знаю, что фашисты выползли не «откуда-то», а из нашего советского бытия — думаем одно, говорим другое, делаем третье… Выползли из нашего вранья и лицемерия — лет сорок государство одной рукой проводит последовательную и жесткую политику ограничения прав евреев, а другой расписывает равенство и братство народов. Говорят, что этих фашистов возглавляет бывший советский офицер. На политзанятиях его учили интернационализму, после занятий он читал в газете о сионистском заговоре, а в жизни видел, как офицеров-евреев увольняют из армии. Последнее он, наверное, вполне одобрял, но помалкивал до поры до времени. Чего же еще ждать от него теперь, когда дали возможность раскрыть рот?
— Об этом я и говорю… В Советском Союзе антисемитизм был в строгих рамках государственной политики, и все знали эти рамки. А главное — государство никому не позволяло брать на себя его функции, жестко пресекало любые проявления уличного антисемитизма. А теперь он стал стихийно народным, как ты видел… Не знаю, что хуже… Для евреев, думаю, госантисемитизм лучше погромно-народного.
— Может быть, и лучше, пока он не превращается в геноцид — гитлеровский, сталинский…
— Спешим, спешим, Игорь… Многие поторопились из партии выйти, а ведь она при всех издержках обеспечивала элементарный порядок. Такого, что мы с тобой только что видели, даже представить себе было невозможно.
— Ты мне, Артур, про партию-то лапшу на уши не вешай… Лучше скажи, что в нашем родном ящике деется…
— Стараюсь не увольнять, держимся пока, но… из последних сил. В основном на старых заказах — на новые военные не хотят раскошелиться. Да и понятно — денег у них самих нет…
— Что с «Тритоном»?
— «Тритон» вернули для доработки, не прошел тесты на Камчатке. Ты же увильнул от этой работы — вот и результат.
— Не я увильнул, а меня «увильнули». По указке… пардон… по указанию твоей партии, между прочим…
Так мы доехали до гостиницы «Прибалтийская», вышли на набережную к воде, солнечный шар в дымке садился в неглубокий Финский залив. Я сказал: «Ни за что не поверю, что ты пригласил меня, чтобы обсудить советский фашизм и реформы. Что случилось?»
— В продолжение нашего разговора о делах на предприятии… Вижу, что оборонные заказы сходят на нет, предвижу — нам придется осваивать какую-то коммерческую продукцию вплоть до бытовой электроники. Поэтому решил поговорить с тобой: не вернуться ли нам к твоему проекту в сугубо невоенной оболочке?
— Как ты себе это представляешь? Откуда возьмется финансирование? Наше государство даже в его благословенные времена отказалось от этого проекта… «Где деньги, Зин?»
— Пока у меня есть возможность финансировать проект из собственных резервов, а дальше посмотрим…
— Извини, Артур… «Ты, Зин, на грубость нарываешься»… Чего же ты раньше не поддержал мой проект? А теперь, когда жареный петух клюнул…
— Оставь, Игорь, эти разговоры — тогда было другое время. А сейчас и в Министерстве задумались, чем кормиться… Я рассматриваю твой проект как реальный вариант развития предприятия в новых условиях. Конечно, если ты согласишься вернуться.
— У меня лаборатория в вузе — ты знаешь, Артур. Мне, как понимаешь, сложно всё это бросить, тем более я разуверился в возможностях не только твоего богоугодного заведения, но и системы в целом…
— Система, Игорь, меняется… Причем не в пользу вузовских лабораторий, подобных твоей. Не хочу быть черным прорицателем, но имей в виду: вся система финансирования таких лабораторий рушится. Поэтому, может быть, самое время тебе с костяком лаборатории из двух-трех человек перейти ко мне… не ждать коллапса…
— Не думаю, что сейчас найдутся желающие оформлять допуск к секретности. А что прикажешь делать с моим сотрудником Ароном Моисеевичем, у которого, как ты знаешь, дочь уже в Израиле?