В немилости у природы. Роман-хроника времен развитого социализма с кругосветным путешествием

— Мы можем оформить абсолютно несекретную лабораторию… Короче, Игорь, все эти оргвопросы решаемы, у меня сейчас больше власти, чем раньше, — центр ослаб. Я тебе предложение сделал, подумай, не упусти этот шанс. Поверь мне: в складывающейся системе ты в вузе не выживешь…

— Хорошо, Артур, спасибо — я подумаю.

Мы поговорили еще о жизни, вспомнили Ивана Николаевича… Артур вдруг сказал: «Передай мой совет Арону Моисеевичу: не надо уезжать, здесь такие интересные времена начинаются, и его голова будет очень востребована». Я кивнул неопределенно… На обратном пути снова проехали мимо Румянцевского сада. Там всё еще витийствовали фашисты — в наступающей темноте, с факелами это выглядело жутким, плохо поставленным спектаклем. У тротуара стоял человек с плакатом «Россия без жидов». Я съязвил: «Похоже, что для Арона Моисеевича здесь действительно наступают, как ты справедливо заметил, очень интересные времена». Артур сказал мрачно-задумчиво как бы не мне, а про себя: «Это всё будет только расти и расширяться». Я вздрогнул — предсказания Артура имели свойство сбываться… Мы свернули на Менделеевскую линию, остановились у моей машины. Артур вышел из лимузина вместе со мной и произнес нечто совсем уж из ряда вон выходящее:

— Боюсь, Игорь, что эти игрища в Румянцевском саду просто так не кончатся. У меня есть сведения, что они готовят еврейский погром. Поверь — источник вполне серьезный… Собирают адреса видных евреев… Не знаю, что взбредет в голову фанатикам.

— Неужели это серьезно? Что мы можем сделать?

— Предупреди Арона Моисеевича, пусть они будут осторожны… Мне неловко говорить ему о подобных вещах, мы давно не общались, а ты работаешь с ним. Предупреди, пожалуйста, не называя меня… Как можно скорее предупреди.

— Когда отморозки готовят погром?

— Кто знает… Говорили об этой субботе, то есть послезавтра. Предупреди…

— Сделаю, конечно… завтра же утром и сделаю. Скажи откровенно, Артур, ты вызвал меня конкретно ради этого предупреждения?

Он взял мою руку, пожал ее и долго не отпускал: «Ради этого тоже…» Кажется, между нами никогда не было такого понимания и теплоты. Потом Артур молча сел в свой лимузин и уехал.

Я плохо спал той ночью. Как сказать о еврейском погроме Арону? Это же немыслимо для него… Может быть, лучше сказать Наташе? А может быть — это всё чудовищный блеф черносотенцев, возомнивших себя хозяевами земли русской? На следующий день на работе я спросил у Арона, какие у них с Наташей планы на субботу и воскресенье. Он ответил, что ничего особенного — сам будет работать дома, а Наташа с Даником собираются пройтись по магазинам. И тогда я вдохновенно соврал, что у меня в квартире будут перекрашивать потолок, что Томаса я сдам на пару дней соседям, а сам с Витенькой хотел бы два дня и две ночи перекантоваться у них. Арон сказал, что Наташа и Даник будут рады…

Так мы с Витей оказались в квартире Арона и Наташи со странной и нам самим малопонятной охранительной миссией. Мы не оставляли их ни на минуту, мы ходили с Наташей и Даником в магазины, в библиотеку, съездили на прогулку в Летний сад. Арон заканчивал большую статью и не выходил из дома, а я звонил ему изо всех попадавшихся по дороге автоматов, прикрываясь надуманными мыслями о нашей работе, которые якобы внезапно пришли в голову. Наташа удивлялась этому — она, кажется, начала подозревать что-то неладное в моем поведении. Ночью я спал отрывочным, беспокойным сном, просыпаясь от всякого постороннего звука.

Я рассказал о предложении Артура перейти с лабораторий под его крышу. Реакция Арона была вполне предсказуемой. Первое — он не собирается никуда переходить и ставить тем самым кого-то, тем более Артура, в неловкое положение, потому что у него, как известно, совсем другие планы; второе — это отнюдь не значит, что мне следует отказаться от предложения Артура.

— В чем Артур абсолютно прав — вузовскую науку ждут тяжелые времена, и мало кто здесь выстоит. Поэтому подумай о предложении Артура серьезно.

— Ты веришь в возможность возрождения нашего проекта под крышей Артура?

— Честно говоря, не верю… но совсем не потому, что крыша плоха. Я в целом не верю в развитие таких гигантских предприятий в складывающихся условиях. Они культивировались властями совершенно искусственно в плановой экономике, на сто процентов ориентированной на внутреннее военное производство. В рыночной экономике они либо обанкротятся, либо изменят радикально свою продукцию.

— Об этом Артур и говорит — перейти к разработкам «в сугубо невоенной оболочке».

— Не думаю, что Артур сможет предложить что-то конкурентоспособное на свободном рынке в «невоенной оболочке».

— Зачем же ты, Арон, агитируешь меня ввязаться в эту неконкурентоспособную авантюру?

— Никто тебя не агитирует, я предлагаю подумать. Альтернативой является разработка здесь у нас, в нашей маленькой вузовской лаборатории, реального продукта, на который найдутся покупатели.

— Ты полагаешь, что мы справимся с тем, с чем не справится Артур с его огромным ресурсом?