В немилости у природы. Роман-хроника времен развитого социализма с кругосветным путешествием

Впрочем, близился естественный конец всему этому мракобесию, наступали удивительные, наверное, уникальные времена в истории России — стремительная ломка всех советских отношений и совковых принципов, неоднозначное, противоречивое, сложное время на острие бритвы… Академик Андрей Сахаров был возвращен из ссылки, и ему позволили съездить за границу, где он встречался с лидерами западных стран. Вопреки партийным установкам академика избрали делегатом Первого Съезда народных депутатов; с трибуны Кремлевского дворца съездов он публично осудил Афганскую войну — немыслимое прежде дело, и делегаты-коммунисты клеймили его как изменника родины… Но их время было на исходе — председатель Верховного Совета РСФСР Борис Ельцин выложил свой партбилет на стол президиума последнего съезда КПСС. Начался спонтанный массовый выход коммунистов из партии. Привыкшие к постоянному дефициту продуктов советские граждане внезапно поняли, что знакомая им на протяжении десятилетий нехватка товаров — еще цветочки по сравнению с созревшими в недрах развитого социализма ягодками… Ввели карточки на водку, муку, макароны, крупы, сахар, подсолнечное масло и тому подобное — по ним один раз в месяц можно было приобрести строго ограниченное количество означенных товаров. Сосиски, которые прежде можно было, дождавшись своей очереди, взять с применением бойцовских качеств, теперь совсем исчезли. Можно было, конечно, отстояв в очереди, купить без талонов подгнившие картошку и капусту. В провинциальных городах молодые люди узнавали о рыбе и мясе из воспоминаний стариков, а в столицах появились прежде невиданные рыбные особи под странными названиями — простипома, бельдюга, путассу, хек, о которых раньше знали только коты, а также ледяная рыба с белой кровью. Дожившие до развитого социализма немногочисленные петербургские интеллигентки с аккуратными седыми буклями неодобрительно относились к гастрономическим экспериментам советской власти и выражали свое недовольство сдержанно, но очень конкретно: «Раньше были сиги и карпы, а теперь бельдюги и простипомы». Витрины и прилавки магазинов имели устрашающе голый вид; для поддержания остатков оптимизма на них были разложены элегантные пирамиды из спичечных коробок и банок с морской капустой. Те, кто попробовал съесть содержимое этих банок, рассказывали, что это гадость… Жесткая партийная узда слабела, размывалась твердая почва под ногами властных структур, хоть как-то сдерживавших выхлопы низменных народных инстинктов, и на поверхность образовавшегося болота выползли многочисленные фашистские организации. В Румянцевском саду на набережной Невы собирались антисемиты, обвинявшие во всех бедах России международный сионистский заговор против русского народа. Народное юдофобство выползало на свет божий в самых неожиданных и отвратительных формах.

Наташа рассказывала… В очереди за капустой перед ней стояла усталая немолодая женщина еврейской внешности; цветущая продавщица взвесила ей явно гнилой кочан капусты; женщина попросила заменить его; продавщицу перекосило от злобы: «Не добил всю вашу породу Гитлер…» Женщина заплакала и хотела было уйти, но Наташа остановила ее и заставила продавщицу взвесить нормальный кочан капусты — будни развитого социализма.

— Как тебе это удалось? — спросил Арон Наташу. — Ты объяснила ей, что она фашистка?

— Нет, не объяснила, потому что это бесполезно. Я ей объяснила всё на понятном такому быдлу языке.

— Нельзя ли полюбопытствовать, что ты ей всё же сказала?

— Это повторить в приличной компании затруднительно. Мне самой было потом стыдно, я не подозревала, что знаю такие ужасно грубые слова…

— Не мучай нас неизвестностью, Наташа, — вступил я в разговор. — Пополни наш словарный запас на случай борьбы с фашизмом.

— Прошу прощения, но из песни слова не выкинешь… Я сказала, что если она, курва блядская, немедленно не даст женщине нормальный кочан капусты, то я ее, говносерку, за воровство капусты в органы сдам.

— Пользуясь терминологией молодежи, могу сказать: «Прикольно!» И что — помогло?

— Еще как… Без слов выбрала отличный кочан капусты, да еще извинилась… Вот так, оказывается, надо «беседовать» с фашистами.