В немилости у природы. Роман-хроника времен развитого социализма с кругосветным путешествием

Роль Ивана Николаевича в падении адмирала прорисовывалась неотчетливо — Екатерина Васильевна говорила об этом неохотно. Конечно, на уровне местных партийных властей Ваня сделал всё возможное для затопления «броненосца», но, когда дело переместилось в высшие московские сферы, он вел себя осмотрительно, со своим мнением не высовывался, давая возможность всей истории самой прийти к почти очевидному финалу — назначению Ивана Николаевича Коробова на должность Генерального директора. Впрочем, подозреваю, что Ванина жена Валентина Андреевна приложила ручку к этому делу и через своих московских покровителей из органов содействовала созданию желательного для Вани антипартийного имиджа адмирала. Такой имидж, конечно, абсолютно не соответствовал действительности. Но кого интересует правда, справедливость и прочие абстрактные материи в номенклатурном клубке змей?

Последней акцией «тонущего броненосца» был приказ о передаче испытаний «Тритона» в другой отдел. Арон очень переживал по этому поводу, называл это преступным самодурством, но… почему-то не предпринял никаких ответных действий. Теперь-то понятно почему, но об этом потом… Что касается меня, то я, соглашаясь с оценкой Арона, вместе с тем был доволен таким развитием событий. Я давно уже понял, что нам с Ароном не следует сверлить дырки в парадных пиджаках, ибо награды ждут не нас в полном соответствии со знаменитой советской формулой последствий крупного государственного проекта — «наказание невиновных, награждение непричастных». В конце концов, мы, разработчики этой новой системы, свою задачу решили, выше такого творческого достижения еще никто не поднимался, а плодами этой разработки, ясное дело, будет позволено воспользоваться не нам — ведь мы в немилости у природы… Я не испытывал ни зависти, ни антипатии к тем, которые «в милости» и вследствие этого вскоре отправятся в кругосветное плавание вместо нас с Ароном, — равнодушие ко всему происходящему овладело мной.

Руководителем испытаний «Тритона» на просторах мирового океана был назначен мой приятель Артур Олегович Лановой — помните, тот, кто подарил мне в свое время монгольскую газету «СОЦИАЛИСТЕ ХУДО АЖ АХУЙ». Артур Олегович приходил к Арону Моисеевичу, в присутствии меня и Гуревича деликатно оправдывался: он никакого отношения к подготовке приказа Шихина не имеет, сожалеет о таком повороте дела, тем более что из-за этого откладывается защита его докторской диссертации, но… ничего не поделаешь — он вынужден подчиниться приказу начальства и рассчитывает на наше содействие… Арон обещал Артуру помощь, сказал, кивнув на нас с Валерием, что Уваров и Гуревич помогут по всем вопросам, даже утешал Артура, что, мол, докторская диссертация только выиграет от его участия в столь важных испытаниях — в общем, проявлял евангельское всепрощение и смирение. Мы с Валерием молчали. Когда Артур ушел, Арон сказал с мрачным видом: «Ну, что молчите? Не вздумайте саботировать помощь Артуру Олеговичу… Мы заинтересованы, чтобы испытания прошли успешно». Гуревич промолчал, а я ответил: «Не собираюсь ничего саботировать, но и надрываться ради них не буду. Пусть сами разбираются в технике, которую согласились испытывать. Кстати, чем глубже самостоятельно вникнут в алгоритмы работы системы, тем больше шансов на успех испытаний. Придется начальникам еще малость подождать — сами виноваты».

Никаких торжественных собраний по поводу ухода Митрофана Тимофеевича на «заслуженный отдых» не проводилось. «Вверенное ему предприятие», как любил говорить адмирал, было теперь на плохом счету у начальства, которому подвернулся удобный случай свалить все неудачи на бывшего Генерального директора. Никто из руководства не желал хотя бы поблагодарить новоявленного пенсионера за многолетнюю службу — традиционное совковое хамство. Митрофан Тимофеевич покинул свой кабинет незаметно и словно исчез из жизни. Арон рассказывал потом, что однажды случайно встретил адмирала — осунувшегося и какого-то пришибленного — в коридоре Дома ученых. Бросился к нему, обнял за плечи: «Митрофан Тимофеевич, здравствуйте! Как вы?» Адмирал вяло ответил: «Спасибо, Арон Моисеевич, что признали» — и мелко заторопился вдоль стеночки… Митрофан Тимофеевич был из непригодных для пенсионного существования — оказавшись не у дел, такие быстро хиреют… Рассказывали, что он в скором времени умер.