В нежном мареве

О, пускай не будет ничего!

А меня отдельно Ты ударь

Клюшкою лучистою в Чело,

Чтоб Оно бы зазвенело, словно Колокол бы Царь.

* * *

Каждый в Рожу мне

срёт и ссыт,

Я тщетою по горло сыт.

Но я верю: за скорбный Путь

Мне воздазтся

когда нибудь.

* * *

Я уставил в небо

Чмошныя глоза,

Ой, Стиксе! ой, Нево!

О, райская креза!

Ой, Китеж! Ой, Фивы!

О бледный конь в пальто!

Ой вы, Серафимы,

Дайте мне вон то!

Дайте мне жевачку

Чтобы я жевал,

Дайте кукорячку -

Я взорву Кагал,

Дайте мне пилотку -

Увенчать Главу,

Дайте, дайте лодку -

Я на Хуй уплыву.

* * *

Когда я сердце Пиросмани

Солёным языком лизал,

Семён Абрамович у Мани

Златую печень вырезал.

Сочящаяся сонцем линза

Рыгнула в небе, сьвет потух.

А я всё плакал и молился,

Чтоб сьнизошол на нас бы Дух.

О, утоли моя печали!

А я хочу, как Антиной,

Промасленными кирпичами

Дристать в лазури ледяной.

* * *

Зайдя в зелёный поездочек,

молю я вновь, чтоб ебануло гексагеном,

Чтоб улетели на Луну колёсики,

пантограф,

и до Хуя бы канонических примочек

на разхуяченныя лики

звёздный зограф

чтоб наложил,

прельстясь высоким тленом…

Помилуй мя, Божочек.

* * *

Дымза Галицкий медленно пел -

Всё про то, где какое, и что из чего,

Но законьчить он, хой! не успел,

На полноте прервали его.[2]

Маша Клинская, в жгучем дыму

Из Замория прянув сладимым моржём,

Обеспизьдила Душу ему

Приснопевчим пернатым Ножом.

А потом деревянной Клюкой

Разъебошила на Хуй всей Земли города,

И сверкала Душа её, хой!

Словно око в Елде у крота.

* * *

Смысла я осилил смоль,

Наломал соломьев,

Жызни я изведал боль,

Как Давид Самойлов.

Памятник поставьте мне,

Ёбаные бляди!

Но не здесь, а на Луне,

Или в Ленинграде.

* * *

Из Града медного, медового,

Зажыканного в дали грозовыя,

Низвергся тёплый сипловоз.

И Удом раскалил, словно Адам Кадмон,

Он мертвенного небосвода олово

Над Русью куньею, куда в блистаньи Рос

Он захуячен был как бы ударом кыя

Сквозь млеко жяркое врямён,

И стало невьебенно лучезарно.

К Нему слетелись наподобьи ос

Народа мымзики, Тщетой ведомого,

И говорили: "О, железнай Гыгымон,

Вези жа нас туда, где наша Ниневия,

Где наш Израель, Китеж и Давос,

Где наша Школа, Церковь и Козарма,

Когда Ты Силами сюда зафинделён,

Ты увези нас прочь от Иобанного Змия…

О, ты не смейся, мы всырьоз!"

Они все были мёртвыя, но стали вдруг жывыя,

И Он на небо их повёз.

* * *

Я направил в облака

Объебошенные крыла,

Только цель моя далека,

И мешает мне урла.

Я нечуемую смолу

Растоплю на ярый воск,

Жалом праведным урлу

Я ужалю в их общий мозг.

Стану острым я, как стрела,

Излечу я свой старикоз,

А обжоханная урла

Превратится в гнутых стрекоз.

Полетят стрекозы домой,

В неподвижную Сибирь,

Их там встретит глухонемой,

Неприятный довольно Хмырь.

И наступит громный июль,

И мешать не будет мне никто,

И тогда я сяду за Руль,

Помолившись деду Пихто.

Сладкий гром в облаках бабах,

Терпкий ад под землёй тытых…

Я стряхну стародавний страх

С объебошенных крыл моих.

Я водой города спалю,

Я поля огнём напою,

А потом я лягу — посплю,

Чтоб проснуться в тёмном раю.

* * *

Какой Шандец суждёнут Мъне,

Какой подвергнусь Я Хуйне?

Скажи, скажи, гадалка!

Она: Покорен будь Судьбе!

Воткнётся в Жопочку Тебе

Берёзовая палка!

* * *

Демоны чвохънутыя пиздять,

Что лет мне уж иакобы дваццать пять.

Но я царзтвенно ссу на злоумный их ков,

Я их в Жопе видал, мудаков.

* * *

Сьел Я булочку, допустим, с маком,

А блюю каким-то габриаком.

Как же все не просто под Луной,

Особливо в случяе со Мъной!

* * *

Мёрзлый Шпынь из коросты и мела

Ойкумену седую разъемлет,

Чтоб она

Колыбельную Дьяволу пела

И ждала бы, пока он задремлет…

О-бана!

* * *

некоему певцу

Ты лучьще на хухоньке пой,

А не на стогнах, как чмошный гобой,

Или, прости Господи, Земьфира.

Вот тебе указанье, родименький мой,

От Скрытаго Пастыря Мира.

* * *

нечуемым братьям моим

Есьли б мы всё время вьверьх тянулись

Наподобьи стройных тонькых лип,

Никогда бы мы не пезданулись,

Никогда мы на Хуй не пошли б.

* * *

Зреть всё моё вам не можно, не можно,

Да вам это впрочем не нужно, не нужно -

Сразу вам станет тревожно, тревожно

И все вы подохнете дружно.

Вы в мою норку не суйтесь, не суйтесь,

Будете в ней вы не дома, не дома,

Вас разъебёт моя горькая супесь,

Тьма моего чернозёма.

Вы лучше себе на иврите пиздите,

Вы лучше лежите в кровати, в кровати,

Вы лучше пойдите пожрите, посрите,

И поучавствуйте в пати.

О, всё моё так червиво, червиво,

Так глупо, что можно уссаться, уссаться.

Но моего прокажённого дива

Я вам не позволю касаться.

* * *

Смутно

чвохнула

плавкая

кукорячка,

Боги,

боги,

платите

налоги!

В новом

веке

всем

имбицилам

будут

имплантировать

в Жопу

свободу

слова.

Господа

европейские

мандавошки!

Не смотрите,

пожалуйста,

что я русской,

Я даже

Ртом

говорить

умею,

Вот

послушайте:

кошка,

кукышка,

пышка.

Каждому

беженцу —

по мухобойке!

А

в Саратов я

хуй поеду.

* * *

Ах вы сучее племя!

Ах вы козее вымя!

Но придет моё время,

Прогремит моё имя.

Прозвенит моё стремя

И спадёт моё бремя,

Я зажгу моё пламя,

Подыму моё знамя,

И Перуново семя

Оросит моё темя.

* * *

Когда лечу Я мыслию крылатой

Вовне,

То Мъне

Не нужен на Хуй никакой вожатый.

МИМОЛЁТНОЕ

1.

Зюзенька Лысая мне говорит:

Что-ж твое Серце уже не горит!

Было светло от тебя, а щас тускло.

Ну что же, ну ёбаный, значит потухло.

2.

Врачи без границ,

Грачи без ресниц,

Кирпичи без глазниц,

Столоначальники без концов,