В объятьях зверя (СИ)

Она крепко прижимала дочь к себе, гладила по затылку и говорила ей на ушко ласковые слова, чтобы как-то успокоить. Но вместе с этим Елена была просто в ярости и казалось, что еще немного — и она его ударит. Такое поведение на несколько секунд ввело его в ступор.

— Я… Просто… Она плакала, — запинаясь, попытался объяснить итальянец.

— Чтобы на пушечный выстрел не подходил к Никки, понял? — сквозь зубы с ненавистью процедила девушка.

— Истеричка, — с раздражением выплюнул Энзо, потеряв терпение. — Я ее просто пытался успокоить!

— Я тебя предупредила, — холодным тоном бросила Елена.

— Если ты считаешь, что я докатился до того, что буду убивать детей, то мне просто жаль тебя, — произнес Сент-Джон и вышел из комнаты.

Девушка смотрела ему вслед, укачивая дочь. Почему-то последние слова охранника, несмотря на ее злость и недоверие, произвели на нее сильное впечатление, потому что звучали они с каким-то негодованием и обидой, будто Энзо действительно хотел помочь, а в ответ получил вот такую реакцию. Но по-другому Елена все равно вести себя не стала бы: безопасность Никки для нее была самым главным.

Деймон сидел в полутемной гостиной на диване и пил, кажется, уже четвертый стакан виски. Приятное тепло разливалось внутри, терпкий напиток обжигал горло и, казалось, будто бы начинал смешиваться с кровью, а сознание постепенно опутывалось дурманом. В руках Сальваторе держал фото в светлой рамке с красивым замысловатым узором, на котором был запечатлен он сам, а рядом с ним стояла девушка, которая широко улыбалась и крепко обнимала его. Любой из окружения семьи Сальваторе, знакомый с семьей Стефана, мог бы подумать, что это была Елена. Но это было не так, и Деймон сам поражался этому, кажется, начиная сомневаться в том, что все происходящее реально.

На снимке он был со своей девушкой, Кэтрин. Всматриваясь в ее карие глаза, даже спустя несколько лет по-прежнему прожигавшие его душу, дерзкий, но вместе с тем такой притягательный взгляд которых заполнял все его мысли, Деймон будто бы возвращался в то время, когда она была рядом.

Он помнил все, до последней секунды.

Помнил, как познакомился с ней на вечеринке у общего друга, который тогда, увидев, как приятель завороженно смотрит вслед кареглазой красавице, которая своей грацией заколдовывала, кажется, каждого мужчину в своем окружении, снисходительно похлопал его по плечу и сказал, что она уже давно встречается с другим.

Помнил, как сходил с ума по этой девушке, которая была для него ярким пламенем, сжигавшим его без остатка, но каждый раз возрождавшим его вновь.

Помнил, как дал себе слово бороться за нее до победного, словно бы это была какая-то война.

Помнил, как сдержал свое обещание, как она сказала, глядя ему в глаза, что не любила еще никого, как любит его, и оставила ради него своего жениха, с которым была уже четыре года.

Помнил каждую ночь, проведенную с Кэтрин, когда они растворялись друг в друге без остатка, полностью отдаваясь во власть животной страсти, каждый раз узнавая все новые грани друг друга.

Помнил, как они ссорились, когда на кухне неизменно летела в стену посуда.

Помнил, как готов был накинуться на каждого, кто задерживал на Кэтрин взгляд дольше, чем на секунду.

Помнил миндалевый вкус ее мягких губ, помнил царапины от ее ногтей у себя на спине.

Помнил, как Кэтрин упала в обморок на праздновании его дня рождения.

Помнил, как, сломя голову, мчался в госпиталь, уехав из ресторана.

Помнил, как врач с сочувствием сказал ему, опустив взгляд: «Острый миелобластный лейкоз».

Он отлично помнил тот год безумия, который последовал за этими страшными словами. Бесконечную смену больниц и врачей, поиск дорогих препаратов, ночи в обнимку с бутылкой виски. Первые слезы на глазах у волевой Кэтрин, ее тихое «Пожалуйста, не оставляй меня». Поцелуи и соленый привкус ее слез. Горячие признания, которые он произносил, касаясь губами любимых рук: «Я люблю тебя». Мечты, слова, которые он не переставал повторять: «Ты мне еще должна родить ребенка». Слабую улыбку на ее губах, которая неизменно появлялась в этот момент, хотя Кэтрин никогда не любила детей.

Помнил монотонный звук кардиомонитора, который еще долго отдавался внутри. Он означал, что борьба проиграна.

Помнил, как он кричал в палате от бессилия, сжимая в руках одеяло, которым всегда укрывалась Кэтрин.

Помнил день, когда остановилась жизнь. Не только Кэтрин, но и его.

С тех пор Деймон начал просто существовать. Первые месяцы он почти не выходил из дома, пил виски в огромных количествах и был на грани срыва. От этого его спасли родители, нанявшие квалифицированных врачей, которые сумели привести его в чувства.