В объятьях зверя (СИ)

— Знаешь, Деймон, — задумчиво проговорил он, посмотрев куда-то вдаль, — я очень хорошо помню тот день, когда мы с твоей матерью узнали, что наша семья станет больше. Мы не ждали этого: несколько лет попыток и бесплодного ожидания надломили нас обоих, и мы были близки к тому, чтобы смириться с этим. Мы не знали, как в сердце после смерти троих детей вновь поселить надежду. И когда я узнал, что стану отцом, меня на несколько минут будто бы заморозили, превратили в какую-то неподвижную статую. Я смотрел Белле в глаза и не мог поверить, что все это происходит сейчас и со мной. А потом, когда смысл ее слов дошел до меня… Я кричал и смеялся так громко, как только мог. Я готов был прыгать и хлопать в ладоши, как маленький ребенок, и, наверное, мне тогда несколько соседей по улице точно были готовы вызвать санитаров. И с того самого сентябрьского дня меня не покидало лишь одно желание: стать хорошим отцом.

Рассказывая обо всем этом, Грейсон будто бы переносился в те далекие времена, и в какую-то секунду Деймону показалось, что сердце в груди замерло. Он никогда не видел своего отца таким и уже очень давно не чувствовал от него именно такой отцовской теплоты, которая так была ему нужна, несмотря на все его попытки убедить себя в обратном.

— Мне тогда было уже тридцать лет, но это все равно почему-то не казалось таким сложным. Я почему-то был уверен в том, что жизнь теперь потечет так, как планировал я, что мой сын вырастет таким, каким хотел его видеть я. А когда жизнь все расставила по своим местам, мне просто не хватило сил принять это.

— Тебя это злило.

Грейсон несколько секунд молчал.

— Да, ты прав, — наконец ответил Сальваторе-старший. — Я, наверное, слабак. Или дурак… А скорее всего, и то, и другое, — грустно усмехнулся он.

— Наверное, глупо будет отрицать, что меня это злило не меньше, — усмехнулся Деймон. — Но я тоже не был идеальным сыном, — Деймон как-то растерянно, совсем по-детски пожал плечами. — И, скорее всего, уже не стану им. Равно как и ты, наверное, вряд ли поведешь меня в зоопарк на выходных. Но знаешь…

Деймон на мгновение замолчал, опустив глаза.

— Сейчас мне тридцать три, — с шумом выдохнув, сказал он, подняв голову, — и я чувствую в себе достаточную силу для того, чтобы справляться с

самостоятельно со всеми проблемами, с которыми я могу столкнуться. Я уже давно не ребенок, и прятаться за спины родителей — глупо. Если будет надо — я смогу защитить себя, своих друзей, свою семью. Я не боюсь. И все же где-то в глубине души я всегда ощущал приглушенное, но все же не исчезавшее желание иметь с тобой такую же близость, какую имели Стефан и Джузеппе. Такую же опору.

Проходит несколько секунд, прежде чем Деймон произносит самые главные слова. И именно в этот момент, словно хрупкое стекло во время оглушительного взрыва, рушится последний барьер, который мешал им простить друг друга и признать единственную истину.

— Ты был нужен мне.

Услышав эти слова, Грейсон почувствовал, будто в кровь впрыснули ледяную воду.

— И порой мне кажется, что мы похожи гораздо сильнее, чем оба думаем.

— У нас по-прежнему одна фамилия, — отозвался Грейсон. — Я могу как угодно относиться к твоему образу жизни, не понимать и не принимать что-то. Но я хочу сказать тебе лишь одно: я горжусь тем, что ты носишь фамилию Сальваторе.

В какой-то момент их взгляды пересеклись. Они задержались на секунду, а затем произошло то, что так хотела увидеть Изабелла и чего порой очень хотели они сами, пытаясь убить в себе это желание дурацкой упертостью, которое оба принимали за гордость. Деймон и Грейсон не знали, кто из них потянулся первым: это произошло почти одновременно, а главное — одинаково искренне. Деймон на мгновение закрыл глаза, вжимаясь пальцами в плечо отца, а тот прижимал к себе сына так крепко, как только мог, словно боясь отпустить. Деймон чувствовал это, и руки, которые еще пару минут назад были ледяными, кажется, начинали теплеть, и тепло это очень быстро разносилось по организму, согревая каждую его клеточку, доходя до самого сердца. Вот он — его жесткий и своевольный отец, который, казалось, ненавидел его всей своей душой. Лишь какая-то минута понадобилась Деймону для того, чтобы увидеть: это не так. Совсем не так.

Они не знали, сколько времени провели так: сейчас оно становилось абсолютно неважным. Деймон и Грейсон словно бы хотели наверстать все эти пятнадцать лет, которые были разлучены. Им было не дано предугадать, что их ждет впереди, но теперь они чувствовали: они предельно честны друг перед другом. А значит, в их силах сделать все, чтобы однажды назвать друг друга не по имени, а отцом и сыном.

Когда они отпустили друг друга, Грейсон поднял глаза на бескрайнюю лазурь неба, залитую солнечным светом, и откуда-то вновь подул ветер, кажется, еще более теплый. Этим небом, этим светом, этим весенним воздухом словно кто-то свыше хотел им сказать: им нужно продолжать свой путь.