— Помню, когда я учился в начальной школе, я очень любил комиксы про Бэтмена. Я просто сходил по нему с ума! Наизусть знал историю Брюса Уэйна, легко мог перечислить всех персонажей, хотя их количество, в старых-добрых традициях DC Comics, исчислялось десятками, и, конечно, украдкой мечтал стать таким, как он. Однажды я прогулял несколько важных уроков кряду. Родителям, естественно, об этом ничего не сказал, и поэтому вполне легко представить их удивление, когда классная руководительница позвонила им с вопросом о моем самочувствии, обеспокоенная моим отсутствием. С Грейсоном у меня тогда был серьезный разговор… И не менее серьезный «приговор»: два месяца без комиксов. Понимаешь, Елена? Два! — воскликнул Деймон. — Это означало восемь пропущенных выпусков. Тогда для меня это было смерти подобно. Друзья тайком давали мне свои новые выпуски на время, и я украдкой читал их в школе и иногда — дома, но трясся всякий раз, когда в моей комнате появлялся Грейсон, потому что я жутко боялся, что он найдет у меня под подушкой их. Сейчас у меня сам собой возникает вопрос: а смог бы он вообще отличить мои комиксы от журналов друзей? Это сейчас ответ напрашивается очевидный, а тогда…
Деймон вздохнул, поджав губы, и положил фотографию обратно в альбом.
— Мама всегда защищала меня перед ним, — задумчиво проговорил он, и Елене показалось, что его голос дрогнул.
Она не сводила с него взгляд, не решаясь что-то сказать, лишь показывая ему, что она по-прежнему рядом и хочет его слушать и слышать.
— Знаешь, — повернув голову в сторону Елены, сказал Деймон, — у нас в саду на одном из деревьев был домишко — небольшой, но самый настоящий: с кроватью, рабочим столом, маленьким стеллажом для книг, которые я читал только там. Его сделали Грейсон и Джузеппе своими руками и подарили мне, когда мне исполнилось семь лет. В первое время, конечно, его появление прибавило моим родителям седых волос: я мог уйти туда в разгар дня и просто заснуть, а они искали меня по всему дому, звали на улице, а я этого просто не слышал. Летом, когда по ночам было тепло, я там нередко даже ночевал. Так вот, когда мое наказание за прогулы длилось почти месяц, Грейсон ненадолго отлучился в офис в какой-то выходной. Утром мама подозвала меня и спросила, давно ли я убирался в этом домике. Я пытался вспомнить, но сказать ничего так и не успел: она дала мне понять, что было бы неплохо, если бы я сделал это сейчас. Спорить я не стал и, вооруженный какими-то чистящими средствами, поднялся в свое убежище. Уборку я тогда, кажется, начать еще долго не мог, потому что едва я забрался туда и зашел в этот домик, мой глаз зацепился за журнал, который лежал у меня на рабочем столе. Это был очередной выпуск комиксов.
В этот момент глаза у Деймона просияли, словно у маленького ребенка. Он рассказывал настолько искренне, что Елена чувствовала: он сам проживает сейчас заново эти минуты, — и слушала его взахлеб, словно бы оказываясь рядом с ним, восьмилетним мальчишкой, в том времени.
— Конечно, я тотчас же забыл об уборке, начал листать, пытаясь понять, что я мог пропустить. А потом, спустя пару минут, спустился к маме. Она, конечно, видела немой вопрос в моих глазах, — по губам Деймона скользнула грустная улыбка. — Но она не сказала мне ничего, только хитро подмигнула и приложила указательный палец к губам, попросив таким образом не говорить Грейсону. Я, конечно, пообещал, и снова побежал читать. С тех пор периодически я находил у себя под подушкой или в тумбочке в том домике маленькие сюрпризы, когда получал пятерки или побеждал на соревнованиях: упаковку любимой жвачки, журнал, какие-то фишки с супергероями. Грейсон о нашем маленьком секрете, кажется, так и не узнал.
Деймон улыбался, вспоминая обо всем этом, смотря куда-то вдаль, словно бы сквозь пространство, но в его взгляде была такая невысказанная тоска, что Елена, глядя в его глаза, на которых, казалось, вот-вот выступят слезы, чувствовала, как больно щемит сердце. В этот момент так сильно, как никогда раньше ей хотелось просто обнять его и показать: в эту страшную для него минуту, когда его покинул человек, ближе которого, наверное, невозможно представить, он не один. И может быть, забрать хотя бы часть этой неуемной боли, которая превращала его чистые живые глаза в глаза старика.
— Надо же… У меня тоже был такой тайник, — сказала Елена.
— Правда? — с интересом переспросил Деймон.