В этот вечер Елена и Энзо разговаривали обо всем на свете. Елена спрашивала его о Венеции и Неаполе, не раз признавалась в любви к Италии, а Энзо рад был рассказывать о традициях родной страны и о том, как там живется. Но все же в качестве рассказчика он был более сдержанным — по большей части он лишь отвечал на вопросы Елены и гораздо охотнее слушал ее саму. Он слушал ее очень внимательно, жадно, касался разговор медицины или Елена вспоминала о своих занятиях кикбоксингом. И пусть Энзо вряд ли за этот вечер усвоил, в чем разница между анакротией и коарктацией, пусть он не был в курсе последних шагов медицины в лечении кардиологических заболеваний — ему было интересно то, чем живет Елена, то, что может ее увлечь и, может быть, помогло бы ему получше ее узнать. Елена не раз за этот вечер удивилась его выдержке и спокойствию: он никогда не перебивал, не уводил тему разговора в другое русло, вспомнив какую-то историю, обязательно дослушивал до конца. У Елены в сознании возникал некий диссонанс, когда она смотрела на Энзо и наблюдала за его поведением: с густыми взлохмаченными волосами, серьгой в ухе и щетиной, по его собственному признанию, уже не способный жить без сигарет, но при этом — интеллигентный, рассудительный, уравновешенный и мягкий. Постепенно Елене удалось «разговорить» его, и Энзо рассказал ей о своей семье, о детстве, проведенном в Палермо, о своем решении переехать в США, которое далось ему очень трудно. Совершенно удивительным Елене показался тот факт, что на протяжении нескольких лет Энзо всерьез занимался гуманитарными предметами и собирался поступать на филологический факультет.
— Почему ты отказался от этого? — спросила Елена.
— Ну, наверное, нужно начать с того, что я на протяжении полугода пытался научиться определять стихотворные размеры, но мне это так и не удалось. Собственно, этим же можно закончить, — рассмеялся Энзо. — Не могу сказать, что я спасовал перед какими-то сложностями, просто они в моем случае послужили определенным катализатором, который заставил меня задуматься и еще раз поразмышлять о том, готов ли я пойти именно по этому направлению и хочу ли этого. При всем моем уважении к филологии, о своем выборе я ни разу не пожалел.
Тихая итальянская музыка, разговоры о панна-котте и медицине, разговоры о планах на будущее. Время текло размеренно, растворяясь в едва уловимом аромате красного сухого вина, горечь которого оставалась на губах, но совершенно не пьянила. Однако этим вечером что-то все равно не давало Елене подчиниться этому времени и забыть о нем. Она смотрела в карие, почти черные глаза Энзо, в глубине которых все равно горел какой-то необъяснимый огонек, наверное, присущий всем итальянцам, — и отчего-то в глубине души она ощущала непонятное, но, тем не менее, становившееся лишь сильнее чувство вины. Она слышала и слушала каждое его слово, очень остро ощущала запахи, витавшие в уютном помещении, телом оставаясь в реальности. Но мысли Елены забирали ее куда-то далеко отсюда — туда, где она на самом деле мечтала сейчас оказаться. И тем больше она отчаянно пыталась совладать со своими мыслями, стараясь думать лишь о том, о чем ей говорил Энзо.
— Джан… И… — пыталась выговорить она название знаменитых итальянских шоколадных конфет с пьемонтским фундуком.
— Джи-ан-ду-и-от-ти, — с улыбкой повторял для нее по слогам Энзо.
— Господи, это невозможно произнести! — с отчаянием воскликнула Гилберт, и итальянец рассмеялся.
— Это только сначала так кажется, — сказал он. — Итальянский язык, на самом деле, достаточно легкий и в плане грамматики, и в плане произношения. Хотя у Деймона поначалу была такая же реакция, как у тебя, когда он снова начал заниматься итальянским, — усмехнулся Сент-Джон.
Где-то в области груди больно зажгло. Сердце замерло на мгновение, а затем… Вся боль, от которой Елена так хотела уйти в этот вечер, нахлынула новой, еще более сильной волной. И в глубине души Елена почувствовала: бороться она больше не сможет.
— Деймон?.. — слабо пробормотала она, изо всех сил стараясь скрыть эмоции от Энзо.
— Да, — ответил он. — Мы с ним занимались итальянским эти несколько месяцев.
Елена улыбнулась уголками губ и отвела взгляд. Она плохо помнила о том, как прошла оставшаяся часть вечера, хотя всеми силами старалась не показать свои эмоции Энзо.
Когда они с Энзо вышли из ресторана, на улице было уже темно и непривычно знобко. Судя по мокрому асфальту, совсем недавно был ливень. Елена была в легком летнем платье, и ее кожа мгновенно покрылась мурашками. Заметив это, Энзо снял с себя пиджак и накинул его на плечи девушке. Елена вздрогнула и посмотрела ему в глаза.
— Ты замерзнешь, — мягко объяснил он, и Елена лишь одними губами прошептала ему «спасибо».