Неожиданно дёрнувшись, он чуть не укусил её за палец, но она успела отдёрнуть руку, уставившись на него с возмущением.
— Плохая собака! — стукнула она его по голове.
— Вав! Вав! — кусал он её за ногу через одеяло.
Она визжала и отбрыкивалась, когда услышала, как громко хлопнула входная дверь. Как по команде они замерли, с испугом уставившись друг на друга.
Он показал ей подбородком на источник шума, но она в ответ лишь вопросительно пожала плечами. Тогда, прикрывшись покрывалом как римский воин тогой, осторожно, на цыпочках он выглянул в коридор и вздрогнул, когда дверь снова хлопнула. Он скрылся в коридоре, и она ждала его как верная римлянка, нервно подтянув ноги к груди.
— Мы забыли закрыть дверь, — шлёпая босыми ногами, вернулся он.
— О, мой герой, ты спас нас! — воскликнула Дана, прижав руки к груди.
Он раскланялся, небрежно закинув угол покрывала на плечо под её бурные, но жиденькие аплодисменты.
— Что полагается странствующему рыцарю за победу над силами сквозняка? — он прищурил один глаз, прицеливаясь в неё.
— Ах ты, корыстная рожа! Аплодисментов тебе недостаточно? — отползла она от него в угол дивана.
— Аплодисменты — это так много для скромного дворянина. Лишь восхищение в глазах прекрасной дамы. О большем не смею и мечтать, — он склонил голову, прижав руку к груди, но так и продолжал следить за ней одним хитрым глазом.
Она похлопала рукой по одеялу рядом с собой. И он, конечно, прыгнул. И чуть не опрокинул старенький диван. Но сегодня Данке было плевать на соседей. Эта ночь никогда не повторится. Пусть она будет безумной!
Было что-то дикое, первобытное, животное в этом влечении. Неукротимое, но такое естественное. Данка не чувствовала себя овечкой использованной серым волком не по назначению. Может быть Красной Шапочкой, но совсем чуть-чуть, когда она одела ему на голову его же красные трусы, чтобы не подглядывал. И ей было так смешно, как он подвывал из-под алой микрофибры, что пришлось ими заткнуть ему рот. И это сразу стали совсем другие отношения, высокие, потому что она была сверху, а он выгибался и беспомощно стискивал руками простыни, потому что она запретила к себе прикасаться.
О, да! Из них бы получился идеальный прайд. Нарушив все возможные запреты, уставшие и свободные, они уснули в объятиях друг друга, не думая о завтрашнем дне, ощущая только эту девственно чистую бездонную глубину из которой приходит в этот мир единственное чувство, позволяющее ему существовать.
Данка слышала, как где-то там под вещами гудит его телефон, как его нога дёрнулась и упала с узкого дивана, стукнув пяткой об пол, как шоркала под окном метла трудолюбивого дворника, как тикали часы, показывая утро.
Она не знала зачем всё это хочет запомнить, не знала сколько у неё ещё есть часов, а может минут, но точно знала, что на бомбе с часовым механизмом уже запущен обратный отсчёт. В ту секунду, когда он покинет её дом, она рванёт. Раскидает по стенам её слабенький мозг, намотает на люстру кишки её ничем не оправданных надежд, окропит пол кровавыми брызгами её иллюзий. Ей никогда уже не стать прежней, ей никогда не собрать себя заново после тех разрушений, что он оставит после себя.
Он был так спокоен, и спал так тихо, положив на грудь правую руку. На ней нет обручального кольца, на ровной смуглой от загара коже нет даже намёка на кольцо. Это кольцо шипастым ошейником висело на его шее, и она видела ту, что дёрнет за поводок.
Она погладила против шерсти, поднимая дыбом волосы на его руке, он улыбнулся сквозь сон и потянул Данку к себе.
— Как зовут твою жену? — спросила она.
— Забудь про неё, — он так и не открыл глаза, устраиваясь на подушке поудобнее и собираясь спать дальше.
— У тебя телефон звонит, — она провела пальцем по его голому плечу, медленно и неотвратимо заставляя его проснуться.
— И про него тоже забудь, — он сгрёб её в охапку вместе с одеялом как кучу мусора и прижал к себе, пытаясь толи заткнуть, толи задушить.
— Подаришь мне свои трусы?
Абсурдность этого вопроса заставила его открыть один глаз. Один прозрачно-голубой укоризненно глядящий на неё глаз.
— Бери что хочешь.
— Только дай поспать? — она выкарабкалась из одеяла и убрала волосы с лица.
— Только не делай так больше, — оба пронзительно сверкающих глаза впились в её лицо. — Я с ума схожу, когда вижу эти твои липнущие к губам волосы.
— Так? — она вернула непокорную прядь назад.
— Дана! Я ведь не шучу, — и снова его рука потянулась к её затылку, и низ её живота привычно отозвался на это его движение.
Он вжимал её в диван, он подавлял её волю стратегически правильной позицией сверху и её тело весовым преимуществом.
«Чёрт побери, господин Савойский, я начинаю привыкать к той волшебной штуке, что работает под пионерским девизом «Всегда готов!»
Ещё пара часов безмятежного сладкого утреннего сна. И теперь уже он разбудил её нежным прикосновеньем.
— А мы ночью действительно съели всё, что у тебя было?
— Даже неприкосновенный запас консервов на случай ядерной войны, — ей было лень открывать глаза.