В объятиях Снежной Королевы

— Да, все говорят сердечный приступ, инфаркт, но я считаю его убили моя мать и этот, сука, Кайрат Сагатов, — Данка подпрыгнула от неожиданности, — которому он передал тридцать процентов акций своей компании.

«Надо или рассказать ему, или заткнуть его, пока он не наговорил лишнего», — она ёрзала, словно на стул насыпали битое стекло, но Савойского как назло словно прорвало.

— Нет, он толковый парень, и компании определённо повезло, что она в его руках. Мой отец хорошо разбирался в людях, и я согласен с ним, это было правильное решение. К сожалению, я не оправдал надежд отца.

Боль в его голосе разрывала Данке сердце.

— Ты и не должен был.

— Нет, должен, — он встал и стал расхаживать из угла в угол, засунув руки глубоко в карманы. Данка и так понимала насколько это личное, но пришибленно молчала, боясь вмешаться, боясь сделать хуже, боясь его даже поддержать, хотя именно этого ей хотелось больше всего.

— Я ведь единственный ребёнок, тем более сын. Но у меня всегда как-то плохо получалось и с экономикой, и с людьми. Я какой-то доверчивый. И в глазах отца всегда был никчёмным. Он создал империю и вручил мне ключи. А я не хотел империю, а хотел построить свой маленький карточный домик и жить в нём, спокойно и счастливо. Заниматься машинами, а не ценными бумагами. Создать свой сайт и общаться с интересными, а не с нужными людьми.

— Карточные домики имеют свойство рассыпаться, — всё же вклинилась Данка в его монолог.

— Да, я знаю, — он остановился и посмотрел на неё. — А меня всю жизнь тянет к чему-то недолговечному, хрупкому, эфемерному. Карточным домикам, снежным крепостям, соломенным дворцам.

— Зачем же было убивать твоего отца, когда и так всех всё устраивало?

— В том то и дело, что не всех. Дела у матери с клубом пошли плохо, а отец перестал давать ей деньги. Ей нужны были деньги, этому ублюдку нужны были деньги.

— Всем нужны деньги, — зло перебила его Данка. — Только кто-то имеет их в достатке и мучается в дорогих школах, а кто-то отказывается от всего, чтобы их заработать. Кроме твоих глубоких умозаключений есть ещё хоть какие-то основания полагать, что твоего отца убили?

— Кроме того, что этот парень трахает мою мать?

— Или твоя мать его трахает? Всё же это она его почти на двадцать лет старше. И тогда уж твой отец должен был убить его из ревности. А он ему часть своей империи отписал. Не логично, не находишь?

— Ты не понимаешь, — он надулся и снова завалился на диван.

— Не понимаю чего? Что тебе больно знать, что твоя мать спит с твоим ровесником? Что твой отец возлагал надежды на кого угодно, но только не на родного сына? Что именно на этого «кого угодно» и променяла мать твоего отца? Или что всё это не должно иметь для тебя никакого значения? Твой отец умер. Твоя мать имеет право на свою жизнь. И тебе пора бы уже жить свою.

Данка видела, как он играет скулами. Она перебралась на диван и взяла его за руку.

— Да, тебе не надо зарабатывать в поте лица на кусок хлеба, но у тебя свои трудности. Я не умаляю их, но просто делай то, что ты считаешь важным. Не ищи одобрения, не оглядывайся на других. Это твоя жизнь. Проживи её так, как ты считаешь нужным.

— Я хочу прожить её с тобой, — он пытался притянуть её к себе, но она отстранилась и встала.

— И не торопись с выводами, — улыбнулась она и вернулась к своему компу.

Как-то всё пошло немного не так. Не собиралась она ни брата защищать, ни отповеди Савойскому устраивать, но как уж тут останешься в стороне.

Она смотрела на его задумчивое лицо из-за монитора, усиленно делая вид, что работает.

Он — несчастный. Классный, умный, непосредственный, искренний, порывистый, очень одинокий и несчастный.

По идее, он должен сейчас подумать, встать и уйти. Потому что так, наверно, будет лучше. Потому что вечереет, а завтра новый трудный день. Потому что, если он задержится ещё немного, она не сможет его отпустить.

Эти «потому что» множатся, трамбуясь в снежный ком. Она слепит из них снеговика. Составит три плотных шара «потому что», воткнёт морковку «ибо не фиг» и водрузит сверху ведро с надписью «да пошло оно всё!».

Потому что да пошло оно всё!

Но Савойский встаёт.

— Знаешь, что? Я, наверно, пойду, — Данка механически кивнула, не поднимая глаз. Вот и всё! — Пойду накрою стол, пока ты работаешь.

— Серьёзно?! — британские учёные так не удивились, обнаружив осьминога с шестью щупальцами.

— Как новости на канале РБК.

И пока Данка вспоминала смотрела ли она когда-нибудь этот канал, он уже начал шуршать на кухне пакетами.

— Всё, я закончила, — сказала она, когда он полез в сервант за бокалами.

Он бегал глазами по строчкам, шевеля губами, и глаза его разгорались радостным блеском.

— Класс! Ты просто умница. Эта самая шикарная статья про машину, которую я когда-нибудь читал, — он чмокнул её, выпятив губы. — Отправляй, отправляй, завтра разместим. Я думаю, это нужно отметить.

Он осмотрелся.

— Слушай, а если перенести всё сюда, на журнальный столик?

— Не возражаю, — она выключала комп.

Его счастливое лицо на экране, его счастливое лицо рядом — этот мир сошёл с ума, но как же ей нравилось его безумие.

— Ну, за тебя!