— Да и я не собирался, — подул Кайрат на горячую жидкость и аккуратно отхлебнул. — Но, видно так решили звёзды.
— И давно это ты гаданиями по звёздам увлекаешься? — хмыкнул Лёнчик.
— Уже пару часов как.
Кайрат первый раз посмотрел на него без страха. Ему больше нечего бояться, потому что нечего терять. Всё, за что он сражался, держался, к чему так стремился, всё как-то в раз обесценилось. Лёнчику больше нечего у него отнять. И Кайрат перестал беспокоиться и увидел просто одинокого больного старика, беззубого волка, себя в недалёком будущем. Себя, которым он может стать.
— У тебя же никого нет, Лёнчик, — он поставил чашку на место. — У тебя и имени-то нормального нет. Лёнчик, старый педик, растлитель малолетних.
— Ну, с малолетними ты, скажем, погорячился. Мальчиков моложе шестнадцати я не пользовал. Был один, нечаянно, но за него я своё отсидел. И не принуждал я никого. Разве я заставлял тебя что-то делать, на что ты не соглашался, Кайрат?
— Нет, Лёнчик, не принуждал.
— Разве обманул тебя хоть раз? — он смотрел настороженно, не понимая к чему Кайрат клонит.
— Нет, твоя правда.
— Да, был жесток, был груб, но разве не доплачивал за это по полной?
— Доплачивал, хорошо доплачивал. И не изуродовал, не оставил калекой, даже шрамы зажили почти без следа. Ты был мастер своего дела, Лёнчик. Профессионал.
— Тогда какие у тебя претензии ко мне, Кайрат? Что записи делал? Так это, знаешь, для личного пользования, в старости вот пересматриваю. Ну, и немного для подстраховки. А что использовать их решил, так это нужда заставила. Не обессудь!
Он развёл костлявыми руками со скрюченными пальцами.
— Нет, я не в обиде, Лёнчик. Не в обиде. Были мысли разные на твой счёт, но ты прав. Ты меня ни разу не обманул. Поэтому и я тебя обманывать не стану.
Старик молчал, внимательно следя за ним исподлобья.
— Я отвезу тебя в клинику и оплачу тебе всё. Анализы, палату, уход, операцию. Всё что потребуется до и всё что потребуется после.
— Красной шапочкой решил заделаться? — сверкнул он искусственными зубами. — Позаботиться о старой бабушке?
— А кто о тебе ещё позаботится, Лёнчик? — хмыкнул Кайрат. — Социальная служба? Друзей у тебя нет, родных нет. Не знаю на что ты живёшь, не знаю, чем зарабатывал на жизнь. Да и жизнь ли это?
— Ты за меня не решай, жизнь не жизнь. Уж какая была, вся моя, — он перебирал пальцами складки неизменного халата.
Кайрат ковырнул кусок торта, но потом бросил вилку.
— Да, я не за тебя решаю, Лёнчик, за себя. Моя жизнь полное дерьмо. И плевать мне на эти твои записи, размещай где хочешь. Нет у меня тоже ни друзей, ни родных. Не кому за меня стыдится. А сам я, знаешь, не из стыдливых, пачкаться не боюсь. Ты же помощи, считай, попросил? Так я помогу.
— Думаешь, зачтётся?
— Думаю тебе надо воспользоваться моим предложением, пока я не передумал.
— Будем считать, уговорил, — он встал и вернулся с распечатанным листком. — Я тут присмотрел кое-что. В нашем городе таких клиник нет, где пересадку могли бы сделать, только в столице. Но там надо анализы пройти и, если в очередь поставят, жить недалеко.
Он протянул ему слегка подрагивающей рукой лист.
— Вот список клиник.
Кайрат взял, краем глаза заметив, как неловко, бочком присел Лёнчик в кресло.
— И, если уж вздумал помогать, я не откажусь. Мне, наверно, старику уже со всеми этими переездами да формальностями не управиться. С деньгами, без денег, а уже и здоровья нет, и сил нет.
Он опустил голову, и Кайрат уткнулся в лист, чтобы не видеть его потускневшие глаза. Как же невыносимо тяжело было видеть в нём человека. Просто человека, волею природы родившегося с извращённым пониманием удовольствия. И всю жизнь следовать своей сущности, скрывать, таиться, прикидываться нормальным, мучиться и только редкие часы, предаваясь своей порочной страсти чувствовать себя счастливым. Лёнчик любил худосочных мальчиков, но так ли сильно отличался от него Кайрат, любя деньги?
— Да, не наговаривай, — ответил ему Кайрат. — С джойстиком разобрался, с макбуком на «ты». И языки поди знаешь?
— Только французский немного. Я Леонид Иванович.
— Что? — поднял на него глаза Кайрат.
— Меня зовут Леонид Иванович Ледовский. Я художник, как и мой отец. Некогда знаменитый, — он махнул небрежно на стены. — До сих пор ещё его работы ценятся. Продаю потихоньку. Вот на то и живу.
Кайрат встал, и первый раз внимательно посмотрел на то, что всегда было у него перед глазами.
— А твои работы здесь есть? — не зная, как относиться к тому что он видел, спросил Кайрат. По сравнению с тем как рисовала Роберта, у неё действительно была детская мазня.
— Есть, — равнодушно ответил хозяин. — Эти почти все мои. Жаль, руки вот трясутся. — Он посмотрел на свои скрюченные пальцы. — И подагра их попортила. Больше даже этого не могу.
Кайрат обошёл всю комнату и вернулся к своему холодному чаю.
— Я раньше думал сдохну, да и ладно, не жалко меня. А вот ведь какая штука, ещё пожить хочу. К дочке съездить хочу. Внучку увидеть.
Кайрат едва не поперхнулся чаем, закашлялся.