В обители грёз. Японская классическая поэзия XVII – начала XIX века

В Эдо окончился ливень. У переправы южной
Мы конец привязали и поднялись в корчму.
Там, захмелев, позабыл я в Осака путь обратный,
И ты указал со смехом на Млечный Путь в небесах…

«Чарка в руке, любуюсь…»

Любуюсь отдаленным дождем с веранды, выходящей на берег Камо[73]

Чарка в руке, любуюсь
          простором небес с веранды.
Прохладу дождя впитали
          камышовые шторы.
Вот уж просветы в тучах
          сумерки заполняют,
На десять ри над рекою
          сиянье зари вечерней.

Рикунё

Морозное утро

Утром проснулся – а иней
          уже сошел с изголовья.
Яркое солнце сквозь сёдзи
          светит, слегка пригревает.
Лежа в постели, смотрю я,
          как озябшие мухи
Ползают за окошком,
          падают, вновь взлетают.

«Вьюнок, что рос у колодца…»

Вьюнок, что рос у колодца,
      я пересадил подальше,
Но лозы ползли упрямо
      опять на старое место.
И вот гляжу – захлестнули
      колодезную веревку.
Что делать! Теперь к соседям
      хожу с утра за водою[74]

.

Кан Садзан

«Вот уже двадцать с лишним дней…»

Вот уже двадцать с лишним дней
          наше селенье обходит дождь.
На перекатах начала
          пересыхать и мелеть река.
В полдень стрекочет что есть сил
          в храмовой роще рой цикад.
Форель в тени домов продает
          мальчик, пришедший
                    с окрестных гор.

«Над домом моим в селенье лесном…»

Над домом моим в селенье лесном
          из звезд холодных блестящий нимб.
Случайное облачко зацепив,
          к нему вершиной примерз кипарис.
В соседнем дворе суета и шум,
          да вот непонятно – из-за чего?
Ах, это охотники принесли
          оленя, подстреленного в горах!

«В южном зале светильник…»

В южном зале светильник
          нарочно не зажигаю.
Льется в сумраке ночи
          цикад безумолчный стрекот.
Вместе с гостем любуюсь:
          вдали над горной грядою,
Кроны сосен объемля,
          луна огромная всходит…

«Ленивый мальчик-слуга…»

Ленивый мальчик-слуга
          еще не подмел у ворот.
Снег грушевых лепестков
          вечерним ветром согрет.
Две бабочки взапуски
          кружатся в танце хмельном.
То в южном зале они,
          то в северный полетят…

«Ветер яростный тронул…»

Ветер яростный тронул
          ветви цветущей сливы —
Лепестки опадают
          прямо в кресло поэта.
Глядь – цветок возвратился
          и уселся на ветку.
Присмотрелся получше —
          да ведь бабочка это!

История, услышанная на дороге Биттю

Люди в деревне словно с ума посходили.
Только и слышно: «Чиновник с ревизией прибыл!»
Дня не проходит, как снова у старосты в доме
Ломится кухня от самой изысканной снеди.

Читаю зимней ночью

Снег на горную хижину лег.
          Сгустились тени дерев.
Смолкли дальние колокола.
          Ночь безмятежно тиха.
Книги неторопливо собрав,
          в раздумье долго сижу.
В лампе синяя нить фитиля —
          дум на тысячи лет.

Рай Санъё

«Встретил в пути корейцев…»