В одно прекрасное детство

— А может, он у пеликанов? — предположил факир.

— Или у зебры?..

— Или у поросят?..

Я смотрел то на факира, то на Чарли Чаплина, и мне даже стало казаться, что они играют в какую-то взрослую считалочку:

— Может, куры?..

— Может, гуси?..

— Может, волки?..

— Может, овцы?..

— Может, кошки?..

— Может, мышки?..

— Или, может, петухи?..

Но тут Чарли Чаплин схватил меня за руку:

— Пойдём, Петя. Мы сделаем вот что: пробежим-ка сейчас по всему цирку и где-нибудь обязательно найдём твоего Дурова.

— Правильно! — обрадовался факир. — Это вернее всего! А я вернусь к своей кобре и всё-таки научу её, лентяйку, танцевать «Барыню». Желаю успеха!

Он помахал нам рукой с порога своего вагончика, и мы с Чарли Чаплином отправились на поиски Дурова, а за нашими спинами снова заиграла дудочка факира…

Глава четырнадцатая. В МЕНЯ МЕЧУТ… ТОМАГАВКИ

Не успели мы отойти подальше от вагончика факира, как я услышал непонятный звук — вжи-и-ик! И перед моим носом пролетело что-то цветастое и блестящее. Оно пролетело так быстро, что я даже не смог заметить, что это такое.

Я уже хотел посмотреть туда, откуда оно вылетело, как меня окликнули оттуда, куда оно улетело:

— Мальчик!

Я быстро повернул голову и увидел обыкновенную тётю в необыкновенном костюме: кофточка на ней была надета такая коротенькая, что даже не закрывала живота, но зато шаровары из лёгкой прозрачной материи были такие широкие, что в них свободно могли уместиться ещё три-четыре таких же тёти.

На голове у этой тёти сверкала какая-то непонятная штуковина с разноцветными стёклышками, потом я узнал, что такое украшение называется диадемой.

Чтобы зря не терять ни минуты, эта деловая тётя что-то вязала на спицах, кажется носки. Она, наверное, плохо видела, и поэтому на переносице у неё было надето пенсне на цепочке, такие очки, их сейчас уже не носят.

Вжи-и-ик! Что-то опять пролетело мимо моего уха и вонзилось совсем рядом с тётиным в толстую доску.

Теперь я смог разглядеть, что это было: в доску около тётиного уха вонзился и остался там торчать острый топорик на длинной раскрашенной ручке. Но храбрая тётя даже глазом не моргнула, даже не вздрогнула, а продолжала себе спокойненько вязать.

— Ой, топор! — удивился я совсем тихо и даже от испуга прикрыл рот ладошкой.

Но эта тётя всё-таки услышала меня и поправила:

— По-индейски такие топоры называются томагавками.

Вжи-и-ик! Под мышкой у тёти вонзился ещё один такой томагавк. Я оглянулся и увидел того, кто их кидал.

Это был высокий мужчина с большим орлиным носом.

Из-за этого носа он и стал метателем томагавков.

В молодости он попробовал выступать как жонглёр, но шарики, которые он ещё в детстве научился ловко подкидывать, цеплялись за его выдающийся нос и падали на пол. Он попробовал дрессировать попугаев, но птицам казалось, что он своим носом всё время их передразнивает, они обижались и не хотели его слушаться. Он оставил попугаев и попробовал ходить по канату, но тяжёлый нос мешал ему сохранять равновесие. Он чуть было не стал клоуном, ведь стоило ему с его невероятным носом выйти на манеж перед зрителями, как те уже начинали хохотать до упаду, но тут кто-то вспомнил, что такие носы попадаются на каждом шагу у индейцев, — вот бы и ему стать индейцем…

И тогда он пошёл в метатели томагавков. Пришлось придумать себе и жене красивую индейскую фамилию, нельзя же, в самом деле, чтобы индеец был просто Васей Кукушкиным! И вот теперь цирковой шпрехшталмейстер перед их номером торжественно объявлял публике:

— ОТВАЖНЫЕ ИРОКЕЗЫ САНТОС-КУКУШКИНЫ!

Зрители громко хлопали, и никто уже не говорил, что у него длинный нос, или невероятный, или тяжёлый, все теперь восхищались, что он у него такой красивый, орлиный, настоящий индейский.

На голове Сантос-Кукушкина торчали, как полагается у индейцев, разноцветные перья, а чтобы уж совсем быть похожим на отважного ирокеза, Вася раскрасил себе лицо белыми и чёрными полосами.

Вот он достал из ведра новый топорик и грозно замахнулся им. Его орлиный нос даже помогал ему точнее прицеливаться.

— Не бойся, — прошептал мне на ухо Чарли Чаплин. — Он добрый дядя и очень бережёт свою жену.

В то же мгновение этот добрый дядя снова швырнул свой топор в тётю.

Вжи-и-ик!.. Топор вонзился прямо над тётиной макушкой. Мне было так страшно, что я даже забыл, что эти топоры называются томагавками.

— Мальчик! — ласково окликнула меня несчастная тётя. — Ты не мог бы мне немного помочь? Это совершенно безопасно.

Тут только я заметил, что бедная тётя привязана к доске толстыми канатами, какими обычно привязывают пароходы к пристани, чтобы они не уплыли, поэтому и она, наверное, не могла отойти от этого опасного места.

— Поможешь? — спросила она, улыбаясь.

И мне очень захотелось помочь этой отважной женщине.

— Пожалуйста! — крикнул я. — Я помогу вам, а как?..

Тут эта тётя спокойненько вылезла из своих канатов, которые, оказывается, висели на ней только для вида. Она поставила меня на своё место и сказала ласково: