В одно прекрасное детство

Когда я простужался, детский доктор выслушивал меня точно так же, просил глубоко дышать, совсем не дышать, а когда нужно, покашлять.

— Пожалуйста, покашляй, — попросил доктор обезьянку, которую он выслушивал специальной трубкой.

Больная обезьянка только смотрела на доктора большими печальными глазами, но кашлять не кашляла.

Тогда доктор попросил Дурова:

— Анатолий Анатольевич, сделайте, пожалуйста, так, чтобы она немного покашляла.

Но знаменитый дрессировщик только бессильно развёл руками.

— К сожалению, — грустно усмехнулся он, — я её этому не научил. Она умеет ездить на паровозе, умеет кувыркаться и кланяться, умеет шалить, а кашлять не умеет.

— А может, у неё болит животик? — спросила моя мама. Она, наверное, вспомнила, как один раз я поел немытое яблоко и потом у меня от этого сильно болел живот, так что доктор даже прописал мне касторку. — Нашему Петеньке, — сказала мама, — очень помогла касторка, попробуйте дать её и обезьянке.

— Не знаю, — вздохнул Дуров. — Она же не разговаривает по-человечьи и не может нам объяснить, что у неё болит. Ну, Петенька, может, у тебя действительно болит живот?

Обезьянка молчала.

— Значит, железной дороги не будет? — спросил я.

Дуров только развёл руками:

— Значит, не будет, без машиниста нам не обойтись.

— Жалко твою обезьянку, — вздохнул и папа. — Ну что ж, Толик, до свидания. Пусть ваш машинист Петька поправляется поскорее. А мы пойдём в зрительный зал садиться на свои места, а то скоро уже начинается представление.

Мне было очень жалко обезьянку и обидно, что не увижу железной дороги.

— Ты, Петенька, не расстраивайся, — сказала мне моя мама. — Доктор вылечит её, даст лекарство, поставит горчичники, и, когда она будет опять здорова, мы ещё раз придём к дяде Дурову.

И мы снова пошли к выходу через весь цирковой двор. Мы прошли мимо велофигуристов, которые по-прежнему ездили задом наперёд; мимо семьи музыкальных эксцентриков, которые играли на разных инструментах, а их старенькая бабушка под музыку старательно скребла скалкой по стиральной доске; мимо приветливой женщины с голубыми глазами, которая своими длинными ногами, как руками, подкидывала и ловила смелую девочку, похожую на куклу; мимо маленькой лошади под названием пони; мимо фокусника, который помнил, как начинаются, но не помнил, как кончаются его фокусы; мимо смешного и грустного Чарли Чаплина; мимо заклинателя змей с его сонной коброй; мимо индейца Васи Сантос-Кукушкина и его жены. Мы шли очень быстро, но я всем успел крикнуть:

— До свидания!

Из цирка уже доносилась музыка, и, наверное, вот-вот должно было начаться представление. Мы побежали бегом, как вдруг за нашей спиной кто-то громко закричал:

— Стойте, стойте!

Это кричал Анатолий Анатольевич Дуров.

Знаменитый дрессировщик догнал нас, когда мы уже выходили с циркового двора. Сначала он не мог произнести ни слова — так он запыхался. И только выдохнул: «Ффу!»

Потом немного отдышался и сказал моим родителям:

— Подождите, мне, кажется, пришла в голову одна замечательная мысль! — И Дуров присел возле меня на корточки. — Ты смелый мальчик?

Я на всякий случай прижался к маме и сказал еле слышно:

— Смелый…

Я сказал это не совсем решительно, но Дуров очень обрадовался.

— Кажется, мы спасены! — воскликнул он и спросил меня: — А хочешь сегодня быть обезьянкой?.. То есть, я хотел сказать, машинистом! Хочешь? А?..

Я даже не сообразил, что сразу ответить, но мама мне помогла:

— Ну, обезьянкой, наверное, нет. — Она поправила мне причёску и воротничок, чтобы всем было ясно, что я совсем не похож на обезьянку. — А машинистом, наверное, да.

— Конечно, не обезьянкой! — рассмеялся Дуров. — Я только хочу просить вашего Петеньку прокатиться в костюме нашего Петьки на нашем паровозе, вот и всё. И не волнуйтесь, пожалуйста, ничего опасного. Хорошо?

— Не знаю… — колебалась моя мама. — Надо спросить у мужчин. — И она спросила у папы и у меня: —Ну как, мальчики?

— Соглашайся, сынок! сказал мой папа, и у него засверкали глаза. — Другого такого случая в жизни не будет! Эх, был бы я сам поменьше ростом!..

В эту минуту мой папа показался мне похожим на слона, которого не брали в маленький поезд, потому что он мог его раздавить.

— Ну, — Дуров ласково заглянул мне в глаза, — согласен?

— Хорошо, — сказал я еле слышно.

— Мы ничего не поняли, — сказала мама. — Говори, пожалуйста, громче.

— Ты же у нас самый смелый, — подбодрил меня папа. И тогда я крикнул:

— Да!

Глава шестнадцатая. Я ПРЕВРАЩАЮСЬ В ОБЕЗЬЯНКУ

Эх! Что тут началось!

Не успел я опомниться, как меня уже одевали в костюм машиниста, он пришёлся на меня в самый раз — мы с обезьянкой Петькой оказались одного роста. Только вот обезьянкина фуражка не лезла на мою голову, она оказалась мне совсем мала.

Я думаю, так получилось потому, что человек всё-таки умнее, и голова у меня поэтому больше, чем у обезьянки.

Что делать?..

Но тут на помощь нам пришёл цирковой контролёр, который при входе проверял билеты. В своей великолепной фуражке с золотым околышем и блестящим козырьком он был похож на генерала.