В одну реку дважды

Так и не придя ни к какому решению, я вылезла, завернулась в махровый халат, висевший тут же в ванне, и устроилась на широкой кровати с книгой в руках. Если бы не мрачные мысли, и не сознание того, что находишься, по сути, в плену, в этом доме можно было бы неплохо провести парочку дней, а то и больше. Здесь была, как это называет Вилька, особая аура — аура покоя. Хотя это и странно, учитывая кому принадлежат сии владения. Но все равно, хотелось лечь, закрыть глаза и ни о чем не думать. Но думать было необходимо. И почему-то все чаще приходила мысль сдаться, рассказать все Краснову и пусть делает с этим, что хочет… Там, в саду, он так бережно обнимал мои плечи… «Ну да, а до этого чуть шею тебе не сломал», — пришлось напомнить себе. И что будет, если все ему рассказать? Что сделает он с нами, когда функция наша окажется выполненной? Отпустит или избавится, как от ненужных свидетелей? Свидетелей чего? Мы же ничего и не видели? А может еще хуже — сначала позабавится, а потом. … Тьфу ты! Плохо, когда у человека богатое воображение, а у меня оно очень богатое — куча картин, одна страшнее другой пронеслись у меня в голове. Ну, ведь не Чикатило же он, в самом деле?

Как мне не хватало сейчас Вильки и ее мудрой головенки. Почему, почему он нас разъединил? Из вредности или?.. О, боже! он же нам очную ставку сделает, и мы завремся и… и все. Даже если я все расскажу, реакция его будет непредсказуема. Надо было колоться тогда, в саду, и это бы выглядело естественно. Но меня подвело его благодушное настроение. Я решила, что смогу еще какое-то время поводить его за нос. Ну что ж, расплата грядет. Жалко только Вильку. Она-то за что должна платить? За то, что много лет тому назад угостила меня сигаретой? Воистину, курить опасно для жизни. Выберусь, если — брошу обязательно. Нет, никаких если — я выберусь, я обязана. И не, потому что так уж дорожу своей жизнью, но на мне лежат определенные обязательства… Нет, нельзя об этом думать, не сейчас. Я тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли. После прогулки опять захотелось есть и даже очень. Наверное, опять придется колотиться в дверь.

Я оделась и уже подошла к двери, но тут она сама открылась. Ромашка.

— Рома? А я как раз хотела пойти чего-нибудь поесть попросить, — я смущенно улыбнулась.

— Можно, — сказал Ромка, — Горыныч как раз обед приготовил. Во! — он показал большой палец.

— Кто?

— Горыныч, повар наш. Он раньше в китайском ресторане работал, «Золотой дракон» называется. Мы его теперь Горынычем зовем.

— Китаец, что ли?

— Да нет, наш.

— Ну, пойдем тогда скорее, а то у меня сейчас спазмы начнутся. — От нетерпения я даже начала подпрыгивать.

— Подожди, — Ромашка как-то смутился, — там, это… зовет он. Идти надо. — Он нахмурился, наверное, ему стало стыдно вести на допрос голодного человека.

Да, незавидную роль отвел ему шеф. Интересно, что связывает этого странного, не сказать больше, очень странного парня, с Красновым? Он даже по имени его старается не называть. Боится так или очень уважает? В некоторых религиях не принято называть имени бога, дабы не прогневать. Может и… На самом деле мне было фиолетово, почему Ромка не называет своего шефа по имени, просто было очень страшно и думать о том, что сейчас произойдет не хотелось.

Мы пришли. В комнате был Краснов, Вилька, ну и Ромашка. Это и радовало и пугало. Вилька, как всегда, сидела бледная и понурая. Удивительно, как ловко у нее соображала голова в спокойной обстановке, и какой тупой она становилась в минуты опасности. Я же наоборот, соображала лучше в стрессовой ситуации, а в мирное время иногда и плевой задачи не могла решить. Мы с ней прекрасно дополняли друг друга. Не в этом ли причина нашей многолетней дружбы?

— Документы где? — прервал мои размышления Краснов.

Я глянула на Вильку, она виновато понурилась. Понятно. Запираться, следовательно, бессмысленно.

— Я их спрятала, — заявила я. Вильку он, конечно, запугал. Но не учел, что та не знает, куда я спрятала конверт. Мы с ней так договорились. — Я их тебе не отдам, пока ты не пообещаешь, что ты нас отпустишь и больше никогда не появишься на моем пути…

Краснов в это время отвернулся к окну и слушал меня, кивая головой.

— Конечно, — сказал он, — я тебе пообещаю. Все что ты хочешь, дорогая, — он повернулся. В руке блеснула вороненая сталь.

— Мамочки, — охнула Вилька, расплываясь по дивану.

— Послушай, — бросилась я к нему, — не надо. Я все поняла. Я все отдам.

— Конечно, — кивнул он головой, — отдашь. Куда ты денешься. — И приставил пистолет к Вилькиной голове. Щелкнул затвор. Я завизжала, что есть силы, повиснув у него на руке. Он стряхнул меня легко, как тряпку. Я упала на пол и снова вцепилась в его руку.

— Ну, пожалуйста. Не надо! Нет! О, господи! Я все сделаю, все, что хочешь… — зарыдала я, размазывая слезы по лицу. — Не трогай ее. Я тебя умоляю…

— Ты мне надоела, — Краснов поднял меня за шкирку. — Если б ты знала, как я от тебя устал. От твоего вранья бесконечного…