В одну реку дважды

Я уже все поняла, но все не осмеливалась взглянуть в ту сторону, где в кресле, свесив седую голову на бок, сидел Новак. На виске темнело темное пятно. Сухая жилистая старческая рука лежала на столе, сжимая рукоять пистолета.

— Шевелись, — толкнул меня Краснов.

— Я только в кресле сидела, — прошептала я, вытирая подлокотники.

Краснов, взял со стола письмо Николаева, спрятал в карман. Нагнулся, читая что-то, хмыкнул и сказал: — Пойдем.

— Сейчас, — пропыхтела я, тщательно вытирая возможные отпечатки.

Подошла к столу, где белел листочек, вытянула шею, пытаясь рассмотреть подробнее. На разлинованном бланке, поперек линий синими чернилами было выведено: «Я отыграл, теперь ваша очередь» Что за бланк я не поняла, но наверху синел прямоугольник штампа. Я вгляделась еще пристальней. «Онкологический диспансер больницы №…» Я хмыкнула, как и Краснов и пошла на выход. Споткнулась о край ковра и схватилась за деревянный торшер. Черт! Я принялась протирать полированную деревяшку. На пыльном полу, виднелся полукруглый след. Торшер, явно сдвигали с места. Я нагнула деревянный столбик — под круглым полым основанием что-то лежало. Ошейник. Решение было импульсивным. Оглянувшись, я быстро сунула его в карман и посеменила к двери.

— Что теперь делать? — вздохнула я, водя пальцем по стеклу. Мы мчались по проспекту, распугивая остальные авто. — Это он, пока ты поднимался, застрелился? — Краснов кивнул. — Вот нельзя о покойниках плохо, но очень хочется, — призналась я. — Казалось бы, тебе уже все равно, так и сказал бы кто? Кого имел в виду Николаев? Так нет! Это он назло.

— Сказал же, «теперь это ваша игра». И он прав, в общем-то, — Краснов устало откинулся на сиденье.

— Но ведь есть еще Седых и Игорь, они-то точно должны знать, кто…

— Нет, — качнул головой Краснов. — Игорь утверждает, что приказы получал от Седых, а Седых надеется, что тот его вытащит. Поэтому молчать будет до последнего.

— Ну, это несерьезно, — всплеснула я руками. — Как кого, так ты к трубе можешь прикрутить и по фейсу настучать. А с каким-то хлюпиком валандаешься. Не производит он впечатление стойкого оловянного солдатика. Надавить посильнее и все дела.

— Помнится, кто-то верещал, как зарезанный, по поводу предполагаемой кончины парочки ублюдков, а сейчас готова запытать человека? — хмыкнул Краснов.

— Так если для дела надо? А ты и без пыток можешь такого страху навести… Как посмотришь крокодильим глазом — мурашки по коже.

— Каким глазом? — не понял Краснов.

— Ой, — спохватилась я. — Не обращай внимания. Но ведь надо что-то делать.

— Ты думаешь, я не делал? А Седых запросто может указать на того, кто совсем не при делах. Пока я разбираться буду, время идет. Он специально тянет. Ждет чего-то. Ну, да ладно посмотрим. Поглядим, как он на смерть Новака среагирует.

— Седых в офисе на Васильевском? Мы туда едем? — догадалась я.

Пленник сидел перед нами все в той же полосатенькой пижаме. Глаза затравленно пробежались по комнате, окинули взглядом всю нашу компанию, меня Краснова, и Ромашку, и уставились в пол.

— Анатолий Васильевич, у меня для вас пренеприятнейшее известие: Новак застрелился, — без обиняков начал разговор Краснов. Седых даже не шевельнулся, продолжая разглядывать носки своих шлепанцев. — Вы меня поняли? — вздохнул Краснов. — Ваш компаньон, подельник, начальник, шеф или как там вы его называли, приказал долго жить. Вам это понятно?

Седых качнулся на стуле, кивнул головой. Потом поднял глаза, абсолютно пустые, и вдруг в них засветилось понимание.

— Как приказал? — хрипнул он. — Умер? Генка умер? Вы убили его? — голос истерично взвился в воздух.

— Нет, он застрелился. Сам.

— Не верю, — покачал головой Седых. — Он не мог.

— Он был болен. Ему недолго оставалось. Вероятно, решил не затягивать. Ему незачем было больше жить. Жена ведь тоже умерла. Хоть и бывшая, но они общались. Кстати, не вы руку приложили?

— Нет, — прошептал Седых. — Она сама. Я ни при чем. Она поперлась на красный свет… Гена тоже не верил, но ГАИ подтвердило. Водитель не виноват, она выскочила прямо перед ним. А Гена? Я не знал.

— Вы понимаете, что это значит? — спросил Краснов, подходя ближе. — Вы единственный, кто может его выдать. Он не будет вас спасать. Ему проще избавиться от вас, раз и навсегда.

Седых закрыл лицо рукой, потер лоб, потом посмотрел на него уже почти нормальным человеческим взглядом.

— Я подумаю, — глухо сказал он. — Я подумаю.

— Думайте, — Краснов посмотрел на часы. — До вечера. Потом я буду вынужден принять соответствующие меры.

— Я была права, — констатировала я. — Тебе бы в НКВД работать. У тебя бы все кололись сразу при входе в кабинет.

— Что я такого сказал? — удивился Краснов.

— Одно это ожидание «соответствующих мер» доведет человека до психушки… Почему ты его сразу не дожал?

— Сленг у тебя… — поморщился Краснов. — Вредно так много боевиков смотреть. Я не хочу его дожимать, как ты говоришь. Мне нужно сотрудничество. Пусть он посидит и подумает, а как поймет, что кроме меня никто ему не поможет, тут мы и поговорим.

— О чем? — удивилась я. — Что тебе от него нужно, кроме?..