Она возвращается на середине третьей песни, уже без узорчатой накидки, которую сняла и сложила в сумку. Полоса черной ткани прикрывает ее грудь, обнажив живот и плечи. Ты передаешь ей коктейль, и она садится вплотную к тебе; мягкая смуглая кожа прижата к твоей груди в том месте, которое ты оголил, расстегнув рубашку на одну пуговицу ниже обычного. Ты обвиваешь ее одной рукой, кладешь пальцы на ключицы. Она прижимается сильнее, ты ловишь ритм и, медленно покачивая бедрами, погружаешься в воспоминания о только что произошедшем. Ты здесь и не здесь. На балконе, на холме, в свете солнца, в темноте, на улице, в подвале, в нескончаемой радости, в бесконечной грусти. Она качает головой в такт музыке, щекоча тебе подбородок короткими черными кудрями. Интересно, как долго продлится это мгновение и как много всего вместит в себя: ее, тебя, этот подвал, полный одиночек, пар и компаний, черную барменшу, которая видит вас обоих и которую ты тоже видишь, Штефана и его группу на сцене, ностальгию, меланхолию, радость, бетонный пол, гипсовые стены, аплодисменты, слишком темную ночь, знакомства, одну на двоих сигарету, прикрытые глаза, никотин, еще выпивка, еще выпивка, еще выпивка…
Ты на диване паба, его кожа липнет к твоей. Она приносит последний коктейль, садится, скрестив ноги, рядом, ты кладешь руку на выступы ее позвоночника.
– Твоя рука сейчас совсем не по-дружески лежит у меня на пояснице, – говорит она.
– Ой, прости, – извиняешься ты.
– Да нет, мне нравится.
Может, это из-за необходимости проделывать весь путь обратно на Саут-Ист, а может, потому что вы оба порядком устали. Или же все из-за того, что, несмотря на толпу людей вокруг, этот вечер вы провели только вдвоем, и смена места может разрушить то, за что вы так отчаянно держитесь.
– Честно говоря, – произносишь ты, когда друзья уже готовы нырнуть в очередной бар-подвал (вы всей компашкой прошлись от Сток-Ньюингтона до Дал стона), – думаю, нам на сегодня достаточно. А вы веселитесь.
Много раз повторять не приходится. Вы откололись от всех и подумываете взять такси.
– Может, поедим? – предлагает она тебе.
Кафешка с блюдами из курицы: уютно, но свет, как в больнице. Ставни открыты, но, как ни странно, в окнах нет стекол – ночь проникает внутрь без препятствий.
– Что будешь? – спрашивает она.
– Крылышки с картошкой фри, пожалуйста.
Она улыбается и заказывает то же самое, протягивая кассиру полимерную банкноту[6]. Ты слегка прижимаешь ее к себе, благодаришь, и она касается тебя губами, накрашенными фиолетовой помадой.
– Можем поесть по пути, – говорит она, поливая острым соусом картошку, – или хочешь тут посидеть? – Сразу же машет, как бы отгоняя озвученную только что мысль.
– На улице прохладнее. Давай найдем какую-нибудь скамейку, а как поедим, вызову «Убер».
В итоге вы усаживаетесь на прохладном бетоне чьей-то лестницы. Ты указываешь на здание напротив и говоришь, как много лет назад ничем не примечательный мужчина с приятным голосом радовался в подвале с незнакомцами, исполняя давно забытые песни из твоего детства. Закончив рассказ, ты замолкаешь и принимаешься за курицу, выбрасывая косточки в урну. Есть какая-то тяжесть в отсутствии твоих слов.
Ты чувствуешь ее движение рядом. Интересно, как долго продлится это мгновение и как много всего вместит в себя: ее, тебя, негромкую суету машин на ночных дорогах, взгляд, взгляд друг на друга, ее сердце стучит все громче, и она говорит:
– Ты же знаешь, я люблю тебя.
Секунду, не больше, спустя ты отвечаешь:
– Я тоже люблю тебя.
Что ж, она бросилась в омут с головой, и ты не замедлишь прыгнуть следом.
Она кладет тебя спать на диване, и ты рад этому, потому что по дороге домой в такси понял, что плаваешь совсем не в воде, а в алкоголе. Это не умаляет важности момента, но добавляет сложности в уже и так запутанную ситуацию.
Пусть это случится так.
Воскресный вечер, выходные подходят к концу. Она спросила, хочешь ли ты сходить днем в кино, в «Пекхэмплекс» – билеты по пять фунтов и бонусы для зрителей – но в последний момент отменила все, чтобы навестить бабушку. А вечером вы смотрите у нее дома телевизор, сидя на диване и задыхаясь от жары.
– Я объелась, и мне жарко, – говорит она.
И вот еще одна проблема: несмотря на содействие всего вокруг, чтобы желание расцветало именно летом – залитые солнцем лица, загорелая кожа, нежные улыбки во имя солнца и только солнца – несмотря на все это, каждый превращается в аморфное желе, если не доест или переест, не допьет или выпьет слишком много воды, и посреди дня валится в сон, которого так не хватало ночью. Это явно не способствует совместным занятиям, но ты бодришься, ты настроен получать удовольствие от лета – выходить из дома каждое утро, не зная, что принесет тебе день, когда мир кажется полным бесконечных возможностей, красоты и нескончаемой радости.