В орбите войны: Записки советского корреспондента за рубежом. 1939–1945 годы

Обещанное полковником Тафтоном «скоро» наступило далеко не скоро. Через несколько дней новая группа военных корреспондентов, прежде всего англичан и американцев, исчезла из лагеря прессы: втайне от нас отправилась в Портсмут, чтобы перебраться на французский берег Ла-Манша. На раздражённый вопрос, адресованный нами полковнику Тафтону, последовал сухо-официальный ответ:

— Пока там, в Нормандии, нет подходящих условий, чтобы разместить всех военных корреспондентов.

— Би-би-си передаёт, что город Байо уже занят английскими войсками и в нём не пострадал ни один дом. Мы слышали, что отдел общественных связей 21-й армейской группы намерен разместить военных корреспондентов именно там.

— Может быть, может быть… Пока я не получал приказа отправить вас в Нормандию.

Хотя оперативная группа штаба 30-го корпуса переправилась в Нормандию с штурмовой дивизией, сам штаб всё ещё находился, как и лагерь прессы, в окрестностях Винчестера, и офицеры-штабисты навещали по вечерам нас. По их рассказам, не все на фронте вторжения шло, как планировалось, что потери оказались более высокими, чем ожидали, особенно среди американских парашютистов и десантников. Генерал Монтгомери требовал переброски новых войск, а также техники — танков, пушек. Дивизии поддержки 30-го корпуса, находившиеся севернее Лондона, получили приказ грузиться на транспортные суда и отправиться в Нормандию на помощь ранее высадившимся и уставшим частям корпуса. Штаб также готовился к переброске по ту сторону канала.

Мы надеялись отправиться вместе со штабистами. И, словно оправдывая наши надежды, в одну из ночей нас подняли по тревоге, рассадили вместе с ведущими офицерами по джипам, джипы построили в колонну и дали приказ двигаться. Во второй половине дня наша колонна достигла окраин большого города — мы узнали Лондон. Минуя сам город, мы добрались к вечеру до Эппинского леса, где и разместились в палатках, покинутых два дня назад танковой дивизией, отправившейся в Нормандию.

Утром нас напугал страшный грохот, раздавшийся где-то рядом. Грохоту предшествовал громкий рокот, похожий на рычание слабого авиационного мотора. Между этим рокотом и взрывом царила примерно полутораминутная тишина. Выбежав из палаток, мы увидели над лесом огромное облако чёрного дыма, взметнувшегося к низкому небу. Уверенные, что вражеский самолёт, подобравшись незамеченным в облаках, сбросил бомбу, целясь в наш лагерь, мы напряжённо прислушивались, надеясь уловить гул германского бомбардировщика. Над лесом стояла тишина.

И тут мы услышали отдалённый, постепенно нарастающий рокот. Он заметно усиливался, наплывал откуда-то из низких облаков, тарахтя натруженно и громко, точно одолевающий подъём мотоцикл без глушителя. Рокот прекратился почти над нашими головами, и все мы, выбежавшие из офицерской столовой, замерли в недоумении: что бы это значило? Через минуту-полторы что-то огромное и чёрное скользнуло из облаков в мокрые верхушки деревьев, земля под нашими ногами вздрогнула, и тут же раздался оглушающий грохот. Над лесом вместе с вспышкой взметнулся столб дыма.

Мы ещё не знали, что в тот день нацисты начали бомбардировать Лондон своими самолётами-снарядами — Фау-1. Время от времени до нас доносились слухи, что гитлеровское командование готовит против Англии какое-то новое оружие. Слышали мы и то, что это оружие будто бы обезврежено постоянными бомбёжками мест его укрытия английской авиацией. Шли разговоры, что высадка во Франции была ускорена опасениями, что новое оружие, на которое не раз намекал Геббельс, обращаясь к немецкому населению, может сорвать приготовления к высадке на европейский континент.

Вскоре поступил приказ: всем военным корреспондентам, офицерам, курьерам и шоферам лагеря прессы прятаться в траншеях, окопах и индивидуальных щелях, отрытых танкистами для себя, как только прозвучит сигнал воздушной тревоги. А они раздавались один за другим и в тот день, и на следующий, и на третий день. Раздавались и ночью, и рано утром. Вскакивая с походных постелей, мы бросались к ближайшей щели, окопу или траншее и, прижимаясь к мокрой земле, прислушивались к нарастающему рокоту, замирали в томительном ожидании, когда рокот обрывался: упадёт на нас или на кого другого?

Зенитки открывали яростную стрельбу и часто сбивали летевшие только по прямой самолёты-снаряды. Догадавшись, что меткая стрельба только помогает немцам — зенитки сосредоточены вокруг важных объектов, — командование воздушной обороны запретило стрелять по самолётам-снарядам, достигшим Лондона: они всё равно падали, как только кончалось рассчитанное на определённое расстояние горючее, и тонна взрывчатки, которой начиняли их металлическое брюхо, взрывалась в любом случае и месте.