В орбите войны: Записки советского корреспондента за рубежом. 1939–1945 годы

Тем не менее выступления продолжались ещё почти два дня. Некоторые делегаты, указывая на растущее обогащение военных фирм, требовали прекращения «внутреннего перемирия», введённого в стране с началом войны. Другие предлагали министрам-лейбористам выйти из правительства, чтобы не нести ответственности за позорные действия Черчилля, всё чаще использующего английскую армию в освобождённых странах для кровавого подавления патриотических сил, активно боровшихся против нацистских оккупантов. Они приводили в пример разгром и разоружение бельгийских партизан, отказавшихся сдать отнятое у оккупантов оружие. Рассказывали и о чудовищной расправе английской армии с греческими партизанами. Всем присутствующим был известен обошедший сначала американскую, а затем английскую печать приказ Черчилля, направленный командующему английскими войсками в Греции генералу Скоби: «Мы должны удержать и подчинить себе Афины. Было бы великолепно, если бы вы смогли добиться этого без кровопролития, но если окажется необходимым, то и прибегнув к кровопролитию». Лейбористы, вернувшиеся из Германии, с возмущением осуждали «флирт» Черчилля с правительством Дёница, которое было распущено только по требованию союзников, а его министры арестованы и доставлены в особый лагерь в Люксембурге лишь в самые последние дни.

Голоса противников продолжения «перемирия» были заглушены слаженным хором сторонников «внутреннего мира». Желание министров-лейбористов остаться в правительстве Черчилля было одобрено. И чтобы придать конференции ещё более «мирный» и праздничный характер, мэр Блэкпуля устроил, по традиции, большой приём, завершившийся балом, на котором, также по традиции, состязались лучшие, то есть самые неутомимые, танцоры. Пальма первенства и огромный торт достались Герберту Моррисону.

И вдруг это блаженное состояние всеобщего умиротворения было грубо нарушено. Рассчитывая на наибольший пропагандистский эффект, Черчилль прислал в Блэкпуль письмо с ультиматумом: либо дать одобренную конференцией гарантию, что лейбористы не нарушат «внутреннего перемирия» до конца войны с Японией, что тогда ожидалось через полтора-два года, либо немедленно пойти на всеобщие выборы, о которых лейбористы даже не помышляли. Черчилль полагал, что настало время избавиться от лейбористов, мешавших ему в правительстве, и предстать перед всем миром в роли единственного вдохновителя и организатора победы как в Европе, так и в Азии. Он намеревался отправиться на встречу «трёх великих» — И.В. Сталин, Гарри Трумен и он сам, Уинстон Черчилль — без своего лейбористского заместителя Эттли, которого ему навязывали министры-лейбористы.

Делегаты встретили письмо Черчилля криками возмущения и негодования. Конференция единодушно отвергла его ультиматум и приняла решение, обязав министров-лейбористов покинуть правительство. Делегатам было предложено немедленно отправиться на места, чтобы сразу же начать подготовку к избирательной кампании в своих округах, а военным — в своих частях.

Политическая обстановка в Англии неожиданно и резко обострилась, и мне пришлось отказаться от полученного недельного отпуска и поспешить в Лондон. Страсти в столице накалялись не только с каждым днём, но и каждым часом. Стремясь опередить своих политических противников, захваченных его манёвром врасплох, Черчилль отправился к королю с просьбой немедленно распустить парламент и назначить выборы на июнь. Король удовлетворил его желание и поручил образовать «переходное правительство», которое было в тот же вечер составлено из одних консерваторов. На другой день новое правительство приступило к работе, заботясь, прежде всего, о подготовке и проведении таких выборов, какие обеспечили бы консерваторам подавляющее большинство.

Избирательная кампания открылась речью Черчилля по радио. Это была, как отметили знающие люди, одна из самых лживых и грязных речей, произнесённых когда-либо на английских парламентских выборах. Именуя лейбористов «социалистами» и намекая, что между социалистами и коммунистами существенной разницы нет, Черчилль заявил: «Из глубины моей души я объявляю вам, что никакая социалистическая система не может быть установлена без политической полиции. Никакое социалистическое правительство, возглавляющее всю жизнь и промышленность страны, не может позволить свободное, резкое или агрессивно сформулированное выражение общественного недовольства. Социалисты должны будут опираться на какую-то форму гестапо».