Союзные танки завязали сражение с танками 12-й эсэсовской дивизии «Гитлерюгенд». Эсэсовцы оказывали ожесточенное сопротивление. Как стало известно союзной разведке, Гитлер лично приказал командиру этой дивизии генералу Мейеру удерживать Кап «до последнего человека», и молодые гитлеровцы поклялись скорее умереть, чем отдать город англичанам. Танковое сражение шло севернее, восточнее и западнее Кана. На севере танки перепахивали огороды, кормившие город овощами, на востоке они полосовали пшеничные ноля – этот район считался самым плодородным во Франции, – а на западе им приходилось атаковать и прятаться в знаменитых нормандских яблоневых садах.
В штабе 12-го британского корпуса, куда мы добрались поздним утром, покинув башню монастыря, нам сказали, что наступление развивается как и ожидалось: англичане вошли в Кан с востока, а канадцы – с запада. Правда, англичане оставили за спиной германские укрепленные позиции в районе металлургического завода и поселка Коломбель, а канадцы – запятые гитлеровцами здания аэродрома Каприке, но эти очаги сопротивления блокированы и скоро будут подавлены. Основной танковый бой идет за рекой Ори восточнее Кана. Обе стороны несут большие потери, но союзные танки потеснили немцев, угрожая обойти Кан с юго-востока. Военным корреспондентам советовали ждать исхода этого сражения в расположении штаба: следовать за танками или за пехотой запрещалось.
Под вечер того долгого и жаркого дня нас пригласили в штаб 2-й британской армии, где полковник Пауэл, появившись из штабного шатра – штабы английской армии располагались в Нормандии в палатках, раскинутых в садах и рощах, – торжественно объявил:
– Джентльмены, генерал Дэмпси (командующий армией) поручил мне сообщить вам радостную новость: Кан занят английскими и канадскими войсками.
– Весь город? – обрадованно выкрикнул корреспондент «Дэйли миррор» Маккарти.
– Почти… весь, – с запинкой ответил Пауэл и тут же уточнил: – По эту сторону реки Ори.
– Только по эту сторону реки? – разочарованно переепросил Монсон. – Значит, половина «колеса дорог» у нас, половина – у немцев?
Кан уже длительное время звали «колесом (скрещением) дорог», и все помыслы командования 21-й армейской группы были сосредоточены на том, чтобы завладеть этим «колесом».
– Да, половина «колеса» все еще у немцев, – признал полковник.
– Захвачены ли переправы? – выкрикнул кто-то.
Полковник отрицательно покачал коротко стриженной седой головой.
– Одни мосты разрушены нашей авиацией, другие – отступающими немцами.
А предмостные позиции захвачены?
– Пока нет, – прозвучал ответ.
– Где наши танки? – уже более серьезно, без торжества и радости в голосе спросил Маккарти.
– Между Каном и деревней Троарн.
– Между Каном и Троарн? – удивленно воскликнул Маккарти. Деревушка Троарн находилась по ту сторону пшеничного поля, на котором шло танковое сражение – Выходит, наши танки совсем не продвинулись?
– Они продвинулись, конечно, – извиняющимся тоном возразил полковник, – но не так далеко, как нам хотелось.
– Можем мы поехать в Кан? – спросил корреспондент «Таймс» Роберт Купер.
– Можете, – разрешил полковник, а подумав немного, добавил: – Но мы не советуем делать этого сегодня.
– Почему?
– В городе еще сохранились очаги сопротивления, и немецкие снайперы обстреливают улицы. Танки-бульдозеры (танки с бульдозерными лемехами для прокладывания дорог по заваленным руинами улицам) ликвидируют их.
– А все-таки можем мы поехать в город или нет? – настаивал Купер.
– Можете, можете, – уступил полковник – Только полностью на свой страх и риск.
В сумерки мы снова подъехали к Кану. Он все еще горел, и дым плотной пеленой прикрывал его, пряча от нас не только видный со всех окраин собор, но и ближайшие улицы. Теперь немцы обстреливали оставленную ими северную половину города, и мы слышали совсем недалеко резкие, злые взрывы. Где-то в глубине разрушенного города раздавались автоматные очереди, рвались мины и звонко ухали танковые пушки, выбивавшие засевших в подвалах эсэсовцев. Танкам помогали «тайфуны»: летая над черной пеленой, они изредка пикировали в нее, посылая куда-то вниз свои ракеты.
«Смягчение» продолжалось весь тот вечер и большую часть ночи, и лишь к утру эсэсовцы, презрев приказ Гитлера, очистили северную часть города и перебрались через реку Ори.
Мы приехали снова в Кан на другой день, но наши джипы не могли продвинуться дальше окраин. Улицы были завалены кусками стен, битым кирпичом, расщепленными балками и досками, домашним скарбом, выброшенным взрывами через окна, двери, проломы в стенах. Оставив машины, мы стали пробираться к центру, где все еще поднимались башни и острые шпили собора. Мы двигались мимо пустых выгоревших кирпичных или каменных коробок, перелезали, карабкаясь, через руины и холмы мусора, сгибались под упавшими балками, телеграфными столбами и проводами. И куда бы мы не бросали взгляд, везде видели только развалины, развалины. Они погребли под собой много французов – жителей города.