Читаем В особо охраняемой зоне. Дневник солдата ставки Гитлера. 1939–1945 полностью

Часть третья

Румыния. 1941–1942 годы

(Опять в качестве ефрейтора противовоздушной обороны в заградительных частях воздушных аэростатов.)

Возле города Плоешти, зима 1941 года

Дорога

На асфальте отражается розовый рассвет. Солнце быстро выкатывается из-за гор. Дует промозглый ветер. Далеко на западе, почти у горизонта, сгрудились облака. Тихо шуршит кукурузное поле.

Вскоре солнечный свет разлился по всей округе. Прохлада, сырость и следы измороси сохраняются только в глубоком извилистом овраге, на дне которого бежит ручеек, перерезающий дорогу. Повсюду заросли колючего шиповника с маленькими красными плодами и глубокие отпечатки коровьих копыт. Белеет лошадиный череп.

Ночь была светлой. Большие собаки, бесшумно крутившиеся в сумерках возле палатки у дороги, стали нарезать круги, а затем, испугавшись камней, которые в них начал бросать часовой, с тихим визгом и рычанием исчезли.

Теперь стал полностью виден и солдат в остроконечной меховой шапке, что еще ночью в темноте обосновался в другой палатке под акацией, росшей поблизости от шоссе. Подтянув колени к подбородку, солдат, похоже, сидел несколько далековато от палатки, чем должен был. Рядом с ним располагалась салфетка, на которой лежали яйца и губная гармошка. Может быть, он спит? Кожаные, выгнутые наружу мысы его обуви расположились вплотную друг к другу. Часовой несколько раз окликнул его. Никакого ответа. Может быть, он хочет поймать одну из индеек, что зигзагами рассекают по убранному кукурузному полю?

Сидя без седла на вороном коне, цоканье копыт которого звонко отдавалось от серебристой поверхности асфальта, в спущенной на лоб белой меховой шапке, мимо проскакал сын патриарха. Он свернул на грунтовую дорогу, проходившую вдоль русла ручья, и, цокая языком, а также громко крича, принялся понукать лошадь голыми пятками. С минуту конь скакал галопом, поднимая копытами комья земли, а затем вновь перешел на рысь.

Со стороны города Плоешти приближается бесконечная колонна телег румынской армии. На телегах под завязку загружено, но ничем не закреплено сено. В них запряжены низкорослые лошади, которые, ретиво качая головой, тянут свой груз. При этом падающие на асфальт пучки сена производят больше шума, чем послушно крутящиеся колеса.

Бородатые солдаты, еще не проснувшиеся после ночи и не отошедшие от ночного холода, натянули края пилоток на уши, высоко подняли воротники шинелей и, чтобы согреться, попыхивали самокрутками.

Странное очарование

На Востоке с людьми обращаются как с собаками – где же недавно «он» об этом прочитал? И действительно, так с ними здесь и обходились. Взять хотя бы человека, который утонул в ручье, а затем был вдавлен в грунт тяжелыми машинами. Они проезжали прямо по покойнику, и было слышно, как трещат его ребра. Напоминая раздавленную дворнягу с вылезшими из орбит глазами, он целую неделю лежал посередине дороги. И хотя нравы Востока здесь проявлялись не в полной мере, суть их была точно такой же, как в Константинополе. Большая Валахия[30] – стоило только прочитать такое название на географической карте, как перед глазами возникали лисы, волки и цыгане, а в ушах начинали звучать турецкая музыка и тявканье шелудивых собак.

– Опасайтесь странного очарования этой страны, – предупредил их командир батальона, когда с выгрузкой из вагонов было покончено и они построились на рампе.

Вокруг собрались зеваки, и старшина распорядился отогнать их за сараи, заявив при этом:

– Я совсем не против, если вы для начала выведете этот мирок из равновесия.

Большое спасибо за столь «странное очарование», представшее в виде грязных ног, задавленных собак, клопов, крыс и прочей нечисти. Тем не менее некоторые все же стали жертвой этого очарования. И таких, по оценке штаба бригады, оказалось в процентном отношении гораздо больше, чем обычно. Они с месяц провалялись в госпиталях, чтобы затем на четверть года оказаться в настоящих норах, более подходящих для зверей, чем для людей. Это было настоящим членовредительством и ослаблением боеспособности.

Чего стоил один только командир с его полным пониманием происходящего! Вопреки мнению редакторов среднегерманских воскресных газетенок для поднятия дисциплины ему пришлось принимать жесткие меры – он составил подробный отчет о происшедшем и наказал собственной властью провинившихся, на полгода лишив их отпусков. А во второй батарее один солдат покончил с собой, бросившись в Дунай, когда выяснилось, что он подхватил сифилис. В Берлине у него остались жена и четыре маленьких девочки.

Ко всем петухам Валахии

Перейти на страницу:

Все книги серии За линией фронта. Мемуары

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное