В особо охраняемой зоне. Дневник солдата ставки Гитлера. 1939–1945

Его догадка подтвердилась, когда «он», спустившись с лестницы, окликнул ее возле автомобиля – старой зеленой развалюхи, где стояла целая очередь из женщин. Она не ответила и быстро пересекла улицу, чтобы что-то спросить в салоне у тщедушного парикмахера, подпиравшего косяк входной двери, или позвонить куда-то из кафе на углу.

Девушка явно не успела полностью привести себя в порядок, и на ней было слишком много пудры. Поэтому ее кожа смотрелась не лучшим образом, как разглаженная почтовая бумага высшего сорта. Губы были обильно напомажены на скорую руку. Да и простенькая белая блузка с невзрачной темной юбкой говорили о том, что она явно не собиралась в этот день «работать». Поэтому девушка и захлопала с удивлением своими ресницами, когда «он» окликнул ее и долго провожал взглядом на улице.

Однако «он» очень обрадовался, что встретил ее, но тем не менее все же решил вернуться в солдатский клуб на площади Клиши, выпить чашечку черного кофе и затем пораньше вернуться к себе на постой. Ведь в десять часов утра ему предстояло заступить в караул.

Ох уж этот забавный Монмартр! Здесь наверху сегодня «он» был впервые, и тут ему не очень понравилось. Прямая, сплошь застроенная и непроветриваемая часть бульвара словно вымерла. Прямо как в деревне в среду, когда все жители находятся на полевых работах. Но здесь никаких полей не было – кругом одни только потрескавшиеся каменные постройки. Все дома низкие – не выше трех этажей, покрытые плесенью сараи и каретные депо. Это напоминало послеобеденный воскресный сон в комнате с закрытыми ставнями и толстыми стенами камина после стаканчика кислого красного вина.

Виднелись окна с вывешенным для просушки нижним бельем, которое словно подмигивало прохожим и блестело так, как сверкают окна ратуши или отеля «Рейхспост» в баварском городе Ашаффенбург. Трусики и бюстгальтеры глядели вслед занесенному сюда придурку, как на иностранного болвана, устроившего шум своими коваными сапогами, шагая по булыжной мостовой.

Иногда между домами виднелся кусочек неба, начинавшегося сразу за забором, утыканным зеленым бутылочным стеклом. На его фоне оно казалось раскаленно-белым, грозя дерзновенному солнечным ударом. Порой сюда из нижнего города доносятся приглушенные звуки шарманки или залетает бабочка-капустница. Выбившись из сил, она летит на уровне пояса над булыжной мостовой. И везде светит солнце! Тени почти нет, так что спрятаться от него некуда. Уши начинают гореть и шелушиться после вчерашнего солнечного ожога.

А на что похожи улицы? Наверное, у архитектора сломался карандаш, когда он проектировал этот квартал. Сплошной брак, а не дороги. Какие-то горячие каменные кишки и мертворожденные площадки. Под стать всему этому были и местные обитатели – торчавшие возле подъездов домов или кабаков горластые, темные и одновременно изможденные личности. Многие слоняются без дела, а некоторые сидят верхом на соломенных стульях без подлокотников и потягивают из стаканов для зубных щеток какую-то бурду.

Девушек же почти не видно. Изредка, по привычке строя прохожему глазки, промелькнет лишь совсем юная девчушка в слишком ярком платьице, неся под мышкой длинную французскую булку или держа в руках сетку с луком.

В то же время для появления более взрослых девиц было еще слишком рано. Зато на небольшой грязной площади царило небольшое оживление. С верхушек деревьев доносился тихий шелест листвы, слышались звуки скрипки, а под зонтиком, скрючившись и вытянув шею, сидели солдаты, в основном из люфтваффе. Среди них мелькали и девицы. Ворковали голуби и чирикали воробьи, а при входе в рестораны стояли маленькие, похожие на цыган скрипачи с шелковыми кушаками вокруг талии. От всего этого «он» снова пришел в замешательство.

Северная сторона холма. Отсюда часть города казалась совсем незнакомой. Богом забытое место. Да и нездешним здесь делать было нечего – кто такое будет осматривать? Одна печная труба следовала за другой, а за ними виднелась вытянутая церковь или ангар с ядовито-зеленой крышей.

Далеко внизу, фыркая, тащились паровозы, и из их труб поднимался желтовато-белый дымок. И было не разобрать, где весь этот балаган заканчивался, поскольку горизонт и все, что находилось перед ним, утопало в сером мареве.

Затем «он» наконец остановился на террасе перед большой белой церковью, откуда открывался вид на широко раскинувшийся город, походивший на гигантскую каменную лепешку, плавающую в молочного цвета воде. Такое, конечно, стоило посмотреть. Но всему приходит конец – с него было достаточно, и «он» почувствовал себя нехорошо. И было отчего – сзади давила мощь горы[29], а спереди разливалось бездушное море крыш.

У него возникло ощущение, будто «он» проглотил что-то несъедобное. Появился даже зуд на голове, что бывало только тогда, когда «он» долго носил стальную каску. Ему так и хотелось ее сбросить или хотя бы ослабить ремни, как советовал когда-то каптенармус.