В особо охраняемой зоне. Дневник солдата ставки Гитлера. 1939–1945

Город лежал совсем рядом, и, казалось, до него можно было дотронуться рукой, но в то же время он был недосягаем. Сразу его человеческий глаз охватить не мог, и, чтобы все подробно рассмотреть, требовалось изучать детали в бинокль, медленно переводя резкость с одного места на другое.

Масса людей собралась на холме полюбоваться городом. Все происходило словно за огромным стеклом. Внизу крошечные фигурки медленно передвигались по улицам, и повсюду вверх поднимались едва различимые столбы пыли и копоти. В результате складывалось впечатление, как будто здесь продолжался тысячелетний процесс горения, ферментации известняка.

Обращала на себя внимание парочка солдат в очках. Они махали руками и издавали короткие возгласы, указывая пальцами то на церковь, то на какой-нибудь вокзал. Прямо как пещерные люди! Солдаты совсем не ориентировались в названиях и давали всему свое наименование.

Если бы «он» не был так воспитан, то тоже мог бы придумать парочку своих названий. Например, для выдававшегося далеко вправо здания, отдаленно походившего на футляр от скрипки, вполне подошло бы название «опера». Но оно, естественно, таковой не являлось, так как опера находилась в другом месте.

Берег…

Душный летний вечер. Полнейший штиль. На небе плывут бесформенные бледные белые облака. Они незаметно вытягиваются и переплетаются друг с другом. Голубое небо между ними, лишенное солнечных отблесков, кажется матовым, напоминая выцветший атлас. Рукав реки словно застыл, и переливающиеся перламутром масляные пятна, покрывающие всю поверхность воды, не движутся. Полоска высохшей вытоптанной травы между гладью реки и набережной. Этот лужок сначала полого спускается к воде, а затем круто обрывается, образуя мощеный откос.

Там на корточках прямо на камнях сидят рыбаки. С набережной видны только то и дело поднимающиеся и опускающиеся желтые удилища с трепещущими концами. Один же рыбак, освещаемый ослепительно-яркими лучами солнца, неподвижно застыл в плоской лодке посередине реки. Лодка привязана к двум штангам, а сам он с высоко поднятыми коленями кажется маленьким, черным и исхудалым.

Другой берег, образуемый вытянутым островом, покрывают джунгли высоких лохматых ив, подножья которых прячутся в глубокой тени. Там иногда проносится легкий ветерок, и тогда отдельные деревья начинают покачиваться, словно желая глотнуть свежего воздуха. Но он до поверхности воды не доходит.

Некоторые ветки на деревьях совершенно голые, и за ними просматриваются мертвые фабричные трубы, черепичные крыши, а также вытянутые низкие строения казарменного типа, пытающиеся спрятаться среди серого одеяния парковых деревьев, растущих на фоне медленно поднимающейся к небу горы Мон-Валерьен. Это форт Валерьен. На его фланге, скрываясь за кронами деревьев и каменными стенами, порой становятся видны пушечные ядра. И над всем этим, словно разъяренный шершень, почти невидимый в облаках, кружит самолет.

На полоске травы возле реки, пользуясь близостью города, расположились люди. Едва дыша, они лежат как в глубоком сне. В стороне возле своих велосипедов, демонстрируя стройные бедра и спрятав в траве плечи и головы, пристроилась группа девушек. Неподалеку от них, положив на лицо соломенную шляпу, неподвижно вытянулся молодой человек, который погрузился в глубокий сон, подложив под голову тонкие руки и скрестив обнаженные лодыжки. Весьма приличная на вид черная рубашка ему явно мала и стала под мышками расходиться по швам. Потрескавшиеся мысы некогда желтых полуботинок приобрели оттенок старой слоновой кости.

Сидит маленькая девочка, с блеклыми прямыми русыми волосами, в просторном клетчатом платье-халатике, затянутом на талии полоской ткани. Она оперлась на свою тонкую ручку, которая с трудом выдерживала ее вес. Чумазое личико, а глаза наполовину скрыты под волосами.

Ночь, ветер…

Ночное пробуждение от дикого дребезжания и хлопков. На улице бушует ветер, разгоняя клочья серых облаков. А над ними почти в противоположном направлении на большой высоте несутся черные тучи. Дождь еще не начался, и проезжая часть дороги оставалась сухой и серой. По ней, сдвинув фуражки на затылок, окутанные облаками табачного дыма и позевывая, идут двое полицейских. Свои короткие плащи они скатали и несут под мышками, поглядывая на небо.

Послышался бой двух или трех часов из дома напротив. На пятом этаже бесшумно раскрылись ставни, и в окне показалась черная фигура, позволяя взглянуть внутрь скупо обставленного помещения с высоким потолком. Видна также часть пола с блестящим паркетом. В буфете, выполненном из дуба, поблескивает оловянная и фаянсовая посуда.

На противоположной стороне просматривается часть двора, погруженного в серо-фиолетовую тень. Судя по всему, поблизости должен располагаться сад. Там, спрятавшись в листве, воркуют голуби.

Внезапно на мгновение показался месяц. Один его рог спрятался в туче, а другой продолжает светить…