Читаем В ожидании Годо полностью

Владимир. Как ты сказал?

Эстрагон. Я говорю — а мы?

Владимир. Не понимаю.

Эстрагон. В качестве кого мы сюда входим? Владимир. Мы, входим?

Эстрагон. Не торопись, подумай.

Владимир. Мы входим? На коленях, ползком. Эстрагон. Как, уже до этого дошло?

Владимир. Ваша милость имеет предъявить какие- то требования?

Эстрагон. У нас нет никаких прав?

Владимир смеется, внезапно подавляет смех так же, как прежде, — улыбка

до ушей.

Владимир. Ты меня смешишь, если бы мне не было запрещено, я бы расхохотался.

Эстрагон. Мы потеряли наши права.

Владимир(отчеканивая).Мы их разбазарили.

Молчание. Стоят неподвижно, повесив головы, подогнув колени, руки

болтаются.

Эстрагон(беспомощно).Мы не связаны?(Пауза.)А? Владимир(поднимая руку).Слышишь?..

Слушают, застыв в неестественно напряженных позах.

Эстрагон. Ничего не слышу.

Владимир. Тссс!

Слушают. Эстрагон: потеряв равновесие, чуть не падает. Хватается за руку Владимира, тот шатается. Слушают, навалившись друг на друга и уставившись друг другу в глаза.

Я тоже.

Вздыхают с облегчением. Расслабленные, отшатываются друг от друга и

расходятся.

Эстрагон. Ты меня напугал.

Владимир. Я думал, это он.

Эстрагон. Кто?

Владимир. Годо.

Эстрагон. Пфа! Ветер в камышах.

Владимир. Я ясно слышал крики.

Эстрагон. А чего бы ему кричать?

Владимир. На свою лошадь.

Молчание.

Эстрагон. Давай уйдем.

Владимир. Куда?(Пауза.)Может быть, сегодня вечером ляжем спать у него, тепло, сухо, на соломе, с набитым животом. Стоит подождать. Разве нет?

Эстрагон. Не всю же ночь.

Владимир. Сейчас еще день.

Молчание.

Эстрагон. Есть хочется.

Владимир. Хочешь морковку?

Эстрагон. Ничего другого нет?

Владимир. Кажется, у меня есть несколько реп.

Эстрагон. Давай морковь.

Владимир шарит в карманах, вытаскивает репу, дает Эстрагону. Спасибо.(Откусывает, жалобно.)Это репа!

Владимир. Ах, прости! Я был уверен, что это морковь.(Снова роется в карманах, находит только репу.)Все репы.(Продолжает рыться.)Ты, должно быть, съел последнюю.(Роется.)Подожди, нашел.(Достает, наконец, морковь и дает Эстрагону.)Вот, дорогой мой.

Эстрагон вытирает ее об рукав и начинает есть.

Давай-ка обратно репу.

Эстрагон отдает ему репу.

Не съедай всю сразу, больше нету.

Эстрагон(жуя).Я тебя о чем-то спросил.

Владимир. А!

Эстрагон. Ты мне ответил?

Владимир. Вкусная морковка?

Эстрагон. Сладкая.

Владимир. Вот и хорошо, вот и хорошо.(Пауза.)А что ты хотел узнать?

Эстрагон. Забыл. (Жует.) Этакая досада. (Смотрит с удовлетворением на морковь, вертит ее в пальцах.) Чудесная морковка. (Задумчиво посасывая конец.) А, подожди, вспомнил. (Откусывая кусок моркови.)

Перейти на страницу:

Похожие книги

Саломея
Саломея

«Море житейское» — это в представлении художника окружающая его действительность, в которой собираются, как бесчисленные ручейки и потоки, берущие свое начало в разных социальных слоях общества, — человеческие судьбы.«Саломея» — знаменитый бестселлер, вершина творчества А. Ф. Вельтмана, талантливого и самобытного писателя, современника и друга А. С. Пушкина.В центре повествования судьба красавицы Саломеи, которая, узнав, что родители прочат ей в женихи богатого старика, решает сама найти себе мужа.Однако герой ее романа видит в ней лишь эгоистичную красавицу, разрушающую чужие судьбы ради своей прихоти. Промотав все деньги, полученные от героини, он бросает ее, пускаясь в авантюрные приключения в поисках богатства. Но, несмотря на полную интриг жизнь, герой никак не может забыть покинутую им женщину. Он постоянно думает о ней, преследует ее, напоминает о себе…Любовь наказывает обоих ненавистью друг к другу. Однако любовь же спасает героев, помогает преодолеть все невзгоды, найти себя, обрести покой и счастье.

Александр Фомич Вельтман , Амелия Энн Блэнфорд Эдвардс , Анна Витальевна Малышева , Оскар Уайлд

Детективы / Драматургия / Драматургия / Исторические любовные романы / Проза / Русская классическая проза / Мистика / Романы
Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман