Читаем В ожидании Годо полностью

Владимир. Ну, что же?

Эстрагон (с полным ртом, рассеянно). Мы не связаны?

Владимир. Ничего не слышу.

Эстрагон(прожевывает и глотает).Я спрашиваю тебя, мы не связаны?

Владимир. Связаны?

Эстрагон. Свя-за-ны.

Владимир. Как связаны?

Эстрагон. По рукам и по ногам?

Владимир. Но с кем? И кем?

Эстрагон. С твоим стариком.

Владимир. С Годо? Связаны с Годо? Чего это тебе в голову пришло? Ничего подобного.(Пауза.)Пока еще нет. Эстрагон. Его зовут Годо?

Владимир. По-моему, да.

Эстрагон. Подумать только!(Поднимает остаток моркови за ботву и крутит ее перед глазами.)Вот странно, чем дальше ешь ее, тем она хуже.

Владимир. Ау меня наоборот.

Эстрагон. То есть как это?

Владимир. Я вхожу во вкус по мере того, как ем. Эстрагон(после долгого размышления).Это значит наоборот?

Владимир. Зависит от темперамента.

Эстрагон. От характера.

Владимир. С этим ничего не поделаешь. Эстрагон. Сколько ни выходи из себя. Владимир. Останешься, какой есть.

Эстрагон. Как ни вертись.

Владимир. Нутро не меняется.

Эстрагон. Ничего не поделаешь.(Протягивает огрызок моркови Владимиру.)Хочешь доесть?

Где-то совсем близко раздается ужасный крик. Эстрагон роняет морковь. Оба застывают на месте, потом бросаются к кулисам. Эстрагон на полдороге останавливается, бежит обратно, поднимает морковь, сует в карман, бросается к Владимиру, который ждет его, но опять останавливается, возвращается обратно, поднимает башмак и снова бежит к Владимиру. Прижавшись друг к другу, втянув головы в плечи, прячась от грозящей опасности, они стоят и ждут.

Входят Поццо и Лакки. Поццо погоняет Дакки, у того накинута на шею веревка, так что сначала появляется только Лакки на длинной веревке, и, только когда он доходит до середины сцены, из-за кулисы показывается Поццо. Лакки тащит тяжелый чемодан, складной стул, корзинку со съестными припасами и пальто на руке. Поццо держит кнут.

Поццо(за кулисой).Быстрей пошевеливайся!

Щелкает кнут. Показывается Поццо. Они проходят через всю сцену. Лакки, пройдя мимо Владимира и Эстрагона, скрывается за кулисой. Поццо, увидев Владимира и Эстрагона, останавливается. Веревка натягивается. Поццо грубо дергает ее.

Назад!

Слышно, как Лакки со всей своей кладью грохается наземь. Владимир и Эстрагон, повернувшись к нему, смотрят, раздираемые желанием броситься ему на помощь и страхом ввязаться во что-то, что их не касается. Владимир делает шаг к Лакки, Эстрагон удерживает его за рукав.

Владимир. Пусти меня!

Эстрагон. Не суйся не в свое дело.

П о ц ц о. Берегитесь! Он злой.

Эстрагон и Владимир смотрят на него.

С чужими.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Саломея
Саломея

«Море житейское» — это в представлении художника окружающая его действительность, в которой собираются, как бесчисленные ручейки и потоки, берущие свое начало в разных социальных слоях общества, — человеческие судьбы.«Саломея» — знаменитый бестселлер, вершина творчества А. Ф. Вельтмана, талантливого и самобытного писателя, современника и друга А. С. Пушкина.В центре повествования судьба красавицы Саломеи, которая, узнав, что родители прочат ей в женихи богатого старика, решает сама найти себе мужа.Однако герой ее романа видит в ней лишь эгоистичную красавицу, разрушающую чужие судьбы ради своей прихоти. Промотав все деньги, полученные от героини, он бросает ее, пускаясь в авантюрные приключения в поисках богатства. Но, несмотря на полную интриг жизнь, герой никак не может забыть покинутую им женщину. Он постоянно думает о ней, преследует ее, напоминает о себе…Любовь наказывает обоих ненавистью друг к другу. Однако любовь же спасает героев, помогает преодолеть все невзгоды, найти себя, обрести покой и счастье.

Александр Фомич Вельтман , Амелия Энн Блэнфорд Эдвардс , Анна Витальевна Малышева , Оскар Уайлд

Детективы / Драматургия / Драматургия / Исторические любовные романы / Проза / Русская классическая проза / Мистика / Романы
Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман