Читаем В ожидании счастливой встречи полностью

Сергей поспешил подписать распоряжение. На выходе его придержал тот самый сухой, с родниковыми глазами.

— Так, значит, — заглядывал он в глаза Сергею, — ты и будешь Агапов Сергей, сын Кузьмы?

— Его.

Старик весь высветился:

— Ульяна-то жива?

— Мамань жива, еще бодрая.

— Ат ты! — вырвалось у лоцмана. — Агапов, Агапов.

— А вы кто будете? — в свою очередь спросил Сергей. Что-то шевельнулось в его душе. — Я вот где-то вас видел, не припомню…

— Где же, сколько годов… уже, поди, не одну капитанку износил. Я думал, быть тебе адмиралом, а оно, пожалуй, так и есть…

— Дядя капитан! С «Коммунара»! — вскрикнул Сергей. И, по природе сдержанный, обнял Золомова крепко, по-сыновьи, и почувствовал, как дрогнули плечи старика.

— Давай посидим минутку. — Золомов отвел покрасневшие глаза и, помолчав, заговорил о другом. — Ты попроси, Сергей, Коргина старого лоцмана себе в помощники. Они все тут вот с таких лет, — показал он метр от пола, — каждый камень реки ощупали. Проси капитана Бекасова.

Сергей опять к Коргину:

— Дайте мне Золомова и капитана Бекасова, с вертолета осмотрим пороги.

— Если они согласны, не возражаю.

Агапов тут же отвез их в аэропорт, посадил в вертолет, облетел Вилюй. Только после этого поспешил в Осетрово за грузом.


Был яркий солнечный день. Порт сиял красным кумачом: развевались над стрелами кранов флаги, всюду лозунги, транспаранты — День Победы. Сергей Кузьмич пришел в то состояние духа, когда задуманное дело, вера в успех и настроение совпадают, когда все кажется таким достижимым.

Он отутюжил в гостинице костюм, приколол ордена Александра Невского и Красной Звезды и поспешил к начальнику порта Осетрово Дубровскому. Положил перед ним распоряжение пароходства о выделении для него флота и загрузки его в первую очередь трубами, сухой штукатуркой, фасониной. На всякий случай Сергей выговорил трактор. Дубровский был в хорошем расположении духа, пообещал сделать все, что только в его возможностях. В гостиницу Агапов вернулся именинником: вот что значит настоящее руководство — порядок. Он переобулся, вымыл холодной водой ноги и сел опять за лоцию Вилюя. Мысленно он уже поднимался на пороги Малый Хан. Завтра он загрузит баржи, загрузит и отчалит. Главное, не пропустить большую воду. Он так на стуле и вздремнул. Казалось, только отяжелели веки, смежил глаза, как радио заиграло гимн.

На причале загрузка шла полным ходом. Краны гуськами клевали караваны судов. «Хорошо работа идет», — про себя отметил Сергей Кузьмич. Обошел один, второй причалы. «Что-то не видно моего флота». Поспрашивал, никто толком ничего сказать не может. Побежал в диспетчерскую.

— Ну и что, что распоряжение? В плане на отгрузку вы не стоите, — остудила Агапова диспетчер. — Пока держится вода, идет отгрузка на малые реки.

— А мне куда? — взмолился Сергей. — На малую, да еще и нехоженую…

— Не мешайте работать, гражданин.

— Вот уже и гражданин, ни черт, ни дьявол, ни товарищ.

Дубровский сразу осадил Агапова:

— Вы что, хотите, чтобы мы упустили воду? У нас план. Письмо письмом. Вам никто не отказывает, выкроим время, транспорт — и тогда…

— Да вы понимаете: вода уйдет — что, по валуннику потащу груз?

С этого дня Сергей потерял не только сон и аппетит, но он не знал ни секунды покоя: бегал, доказывал, спорил, надоел всем так, что Дубровский приказал не пускать его в порт.

Тем временем и на Лене показались желтые хребты отмели. Агапов на брючном ремне проколол уже четыре дырки. Понял, что силы, энергия ушли на пустые разговоры, на радужные надежды. От бессилия и отчаяния хотелось реветь. Впервые в жизни обстоятельствами он был поставлен в тупик. До Якутска далеко, до Москвы высоко, к кому податься? Ноги его горели. Бездумно брел он вдоль забора причалов и, когда кончился забор, подошел к реке. Сел в своем выходном костюме на мокрый берег. Густела на реке вода, зажглись бакены, и огни тревожно ложились на воду, ревели пароходы и, расцвеченные огнями, тянули черные хвосты барж, и все мимо, мимо, мимо.

Строители ждут меня, а я тычу в нос Дубровскому бумаги, и все без толку. Сколько занято людей, пишут бумаги, ставят печати, а это все остается пустым звуком, никто и не желает вникнуть в суть дела. Волокита на волоките.

Сергей вызнал, что и суда, и баржи есть, но множество толкачей, разных представителей и прочих ненужных людей, создающих сутолоку, путаницу, рвущих друг у друга из рук флот, мешают делу. Он не знал, как в данной ситуации поступить, но надо было принимать меры. Под лежачий камень вода не течет. Сергей решительно встал, отряхнул песок с брюк и твердым шагом направился к начальнику порта. Дубровский как раз вышел из проходной и уже поздно заметил преградившего ему путь Агапова.

— Если завтра не загрузите мои баржи, будете стоять на ковре. — Сергей развернулся и не оборачиваясь пошел.

Почему он так сказал? — не знает. В диспетчерскую на причале он уже влетел.

— Что, девушки, поставили мой флот под погрузку на Вилюй?

— Сейчас спросим.

Нашли по селектору Дубровского.

— Так что, отгружать Агапову?

Селектор молчал. У Сергея заныла печень.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза
Вдова
Вдова

В романе, принадлежащем перу тульской писательницы Н.Парыгиной, прослеживается жизненный путь Дарьи Костроминой, которая пришла из деревни на строительство одного из первых в стране заводов тяжелой индустрии. В грозные годы войны она вместе с другими женщинами по заданию Комитета обороны принимает участие в эвакуации оборудования в Сибирь, где в ту пору ковалось грозное оружие победы.Судьба Дарьи, труженицы матери, — судьба советских женщин, принявших на свои плечи по праву и долгу гражданства всю тяжесть труда военного тыла, а вместе с тем и заботы об осиротевших детях. Страницы романа — яркое повествование о суровом и славном поколении победителей. Роман «Вдова» удостоен поощрительной премии на Всесоюзном конкурсе ВЦСПС и Союза писателей СССР 1972—1974 гг. на лучшее произведение о современном советском рабочем классе. © Профиздат 1975

Виталий Витальевич Пашегоров , Ги де Мопассан , Ева Алатон , Наталья Парыгина , Тонино Гуэрра , Фиона Бартон

Проза / Советская классическая проза / Неотсортированное / Самиздат, сетевая литература / Современная проза / Пьесы