Читаем В ожидании счастливой встречи полностью

А уж Фрося — она-то что! Словно и впрямь на фронт провожала: плакала, и, как маленькому, застегивала Сергею на телогрейке пуговицу, и совала в руки мешок с мерзлыми пельменями.

— Ну куда ты вот мне их, что я их, за пазуху положу…

— Сгодятся — не ближний свет…

— Ладно, пельмени-то возьми, возьми! Не выламывайся, — советовал Баталов. — Вот куда его деть, — показывал он на паренька, — сел на хвост…

— Пусть со мной… — вступился Сергей.

— Ладно, поедешь, скажи, чтобы из энзэ полушубок выдали… — распорядился Баталов. — Да трогать будем.

Фрося опять в слезы: и Андрон в школе, не простится…

— Ладно, Фрося, ну что ты расстраиваешься, ведь не насовсем, — успокаивает Сергей жену, — живите тут дружно.

— Письма-то хоть не забывай, дай знать, как доедете… Сережа.

Колонна тронулась в путь.

Когда-то, в старину, и не так далекую, стояла тут непроглядная тайга, рассекал ее один-единственный Бодайбинский тракт, на котором в прижимных местах гулевали варнаки — ушкуйники. Спроси бы Сергей сейчас Кузьму, он бы ему порассказал. Ушкуйники грабили обозы, проезжих купчишек, вытряхивали тысячные самородки из рваных штанов вольных старателей.

А теперь кругом города, села, похожие на города, — Тулун, Тайшет, Братск, Заярск, леспромхозы, поля, веселые перелески, стройки, асфальт на шоссейке, караваны машин, а где-то рядом прошла на север, к Усть-Куту, к Лене-реке, железная дорога.

Но когда спустились на лед Лены, Сергей впервые почувствовал робость. Темень. Спуск крутой, на нем световые столбы фар утыкались в дымящиеся поземкой сугробы, а потом медленно ломались и выхватывали в черном небе контуры сопок, щетинистую чащобу деревьев. Куда-то вниз проваливалась река, а вместе с нею трасса.

Рядом с Сергеем поклевывал горбатым, как у птицы, носом паренек. «Как там моя Фрося, мается, наверно, на перине», — вспомнил Сергей жену, представил теплую постель, как шелк гладкое тело Фроси, и, хотя за полночь было, усталость вроде отступила, и машины больше не обгоняли Сергея. Другая потычет фарами сзади, Сергей прижмет газу, и потухла фара — отстала.

В морозном тумане он почувствовал под колесами сырость и резко надавил на газ, но тут же схватился за тормоз: глубокие рытвины, выбоины, размытые теплыми ключами. Поспешишь — будет хуже.

Трасса шла в узкий коридор снега. Высыпали звезды, и совсем близко с боков подступала пугающая чернотою тайга. То вырывалась на простор мари, и впереди идущая машина словно в молоке терялась. И так сотня, другая, тысяча верст к северу, и кругом тайга, тайга, заснеженная, будто бы мертвая.

От старой Мухтуи еще сотни верст к дикому необжитому Вилюю — к створу будущей ГЭС. Совсем безлюдное место, сотни верст ни дома, ни человека — следа не увидишь. Вот здесь, можно сказать на краю земли, гидростроители и вбили первый кол Вилюйской ГЭС.


Все началось с холодного июньского утра. На севере в эту пору только из-подо льда освобождаются реки.

— Особое поручение, Сергей Кузьмич, — так начал в то утро разговор начальник строительства Вилюйской ГЭС Никандр Иванович Баталов. «Особое поручение» — и Сергей по-военному подтянулся. — Да ты, Сергей Кузьмич, садись — разговор длинный. Дальше строительство замрет, трубы, сухая штукатурка в Осетрове, а это, посчитай, больше трех тысяч километров. Дороги нет. В зиму останемся без жилья. Один выход — использовать твое предложение, помнишь, ты как-то заикался о нехоженом Вилюе, я и в тот раз, и сейчас сомневаюсь, как нам по нему провести баржи, но выхода другого нет. Давай еще покумекаем. Посмотри по карте, — поднялся из-за стола Никандр Иванович и подошел к карте, — видишь, как петляет?

— А что по карте, вон он за окном, Вилюй, больше, чем наш Баргузин, и воды в нем больше. Пройдем.

— Сергей Кузьмич, я все же сомневаюсь: пороги Хана не пустят. Мы уже консультировались в пароходстве. Многие пытались, были и жертвы, так что… посмотри сам у Хана реку. Ефросинья-то пишет? — присаживаясь на стул, спросил Баталов. — Да ты садись, Сергей, у меня что-то радикулит разыгрался.

Сергей сел. Баталов закурил.

— Писала. Собралась ехать сюда. Велел подождать.

— Техникум-то окончила?

— В институте, политехническом, она, вы что, забыли, Никандр Иванович?

— Да, да, — спохватился Баталов, — скажи, как время идет…

— Летит, — подтвердил Сергей, — в прошлом году еще окончила. — Он помолчал. — А вот кому передать экскаватор?

— Решите у себя.

Сергей взял отпуск и исчез из поселка. Вернулся недели через две, положил на стол Баталову самодельную лоцию.

— Ощупал пороги. Хоть и настырный нрав у реки, но мы ее возьмем. Баржи с грузом, с трубами, штукатуркой я проведу.

— Все это хорошо, Сергей Кузьмич, — когда Баталов переходил на официальный разговор, он всегда навеличивал, — одно беспокоит — подведу я тебя. Застрянешь с грузом, перевернешь баржу — отвечать тебе. — Баталов вздохнул, встал со своего стула и тяжело опустился рядом с Сергеем.

— Ну, Никандр Иванович, рабочий должен за что-то отвечать, если он хозяин?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза
Вдова
Вдова

В романе, принадлежащем перу тульской писательницы Н.Парыгиной, прослеживается жизненный путь Дарьи Костроминой, которая пришла из деревни на строительство одного из первых в стране заводов тяжелой индустрии. В грозные годы войны она вместе с другими женщинами по заданию Комитета обороны принимает участие в эвакуации оборудования в Сибирь, где в ту пору ковалось грозное оружие победы.Судьба Дарьи, труженицы матери, — судьба советских женщин, принявших на свои плечи по праву и долгу гражданства всю тяжесть труда военного тыла, а вместе с тем и заботы об осиротевших детях. Страницы романа — яркое повествование о суровом и славном поколении победителей. Роман «Вдова» удостоен поощрительной премии на Всесоюзном конкурсе ВЦСПС и Союза писателей СССР 1972—1974 гг. на лучшее произведение о современном советском рабочем классе. © Профиздат 1975

Виталий Витальевич Пашегоров , Ги де Мопассан , Ева Алатон , Наталья Парыгина , Тонино Гуэрра , Фиона Бартон

Проза / Советская классическая проза / Неотсортированное / Самиздат, сетевая литература / Современная проза / Пьесы