В ожидании счастливой встречи

Афоня, вцепившись в гриву, ждал, пока Кузьма выведет кобылу из стояла. Кузьма отдернул из прясла прожилину, повернул Арину головой к берегу и хлопнул по холке. Арина, словно на каблуках, простучала по бревнам и взвилась, но силы не хватило, и она чуть было не опрокинулась.

— С ума сошел, Кузя, — упрекнула Ульяна. — Убьет ребенка.

— Пусть привыкает.

Арина одолела крутой берег и, взмахивая хвостом, исчезла с глаз.

Ульяна побежала за ней, поднялся и Кузьма, но, увидев, что Афоня уже гоняется за лошадью, спустился к воде. Повалился в мягкую шелковистую траву. И только поднял глаза, увидел Ульяну. Она стояла на яру.

— Ты гляди какая! — восхитился Кузьма.

Платье на Ульяне было коротковато. Сколько раз за дорогу ей пришлось подрезать его, выкраивая из подола заплатки. Вот и получился обдергай, а ничего. До самого корешка ноги видны. Посмотрел и словно перышком по сердцу. «Какая же тайна в ней?» — недоумевал Кузьма. И в юбках, как в копне, была только голова снаружи, а все равно тянуло. Может быть, в юбках не так резко берет глаз, зато надольше притягивает: «Таинство какое-то есть», — делает вывод Кузьма. Не потому ль льнули парни к Ульяне. Такую и украсть не грех… Кузьме охота дотянуться до Ульяны, так охота, что в висках молоточки постукивают. Он приподнялся, пошарил по берегу глазами: где же эти босяки? Всю дорогу как ворованная.

— Она и есть ворованная, — вслух проговорил Кузьма, засмеялся. И теперь вот стоит, дразнит.

— Иди, Уля, сюда, — сдерживая дыхание, позвал Кузьма. Посыпалась земля, захрустели камешки. Перед глазами ноги Ульяны — в щиколотке тонкие, узкие, а так ладные, стройные. Кузьма обхватил ее за щиколотки, прижал.

— Уронишь, Кузя!

— И уроню — не стеклянная.

— С ума спятил. Ребятишки смотрят… — Ульяна не удержалась на ногах и села. Кузьма обхватил Ульяну сильными тревожными руками, прижал к себе.

— Кузьма, пусти! — задыхалась Ульяна.

— Пусть смотрят, — жаром дышал Кузьма.

И руки Ульяны ослабли. Губами он нашел ее рот, но тут посыпалась земля, побежали, один другого обгоняя, комочки. Ульяна выскользнула из рук Кузьмы. Оправила платье.

— Никого нет! — пооборачивался Кузьма. — Ты как кобыла из-под Афоньки…

Густые брови Ульяны недоуменно дрогнули, сползлись к переносице. Не услышала она шутки. Слишком труден был полуголодный путь. Сорвалась Ульяна.

— Окобелел. Гнуть гни, а в узел не вяжи. Сравнил с кобылой, — укладывая вокруг головы тугую косу, жестко сказала Ульяна, — взял моду!

— Ну, с чего в пузырь!

— Завез, так по-всякому можешь? Если надумал, Кузьма, измываться, то тебе мой сказ: головой в реку и — поминай как звали.

Ульяна говорила, голос ее дрожал и был как натянутый лук — вот-вот зазвенит. Кузьма теперь боялся неловким словом порвать этот голос.

— Вот уж и поиграть нельзя? — Кузьма отвернулся и стал смотреть на воду. И чем больше смотрел, тем сильнее лезли слова: «Гнуть гни, а в узел не вяжи». Такую завяжешь — как же… А может, и завяжу, да так завяжу — морским, — злился на себя Кузьма… — Опять же, покорные ни к чему, — возражал себе Кузьма, — тут с какого бока ни зайди — все не так.

Ульяна мыла в реке ноги, поддерживая подол рукой.

— Уля, вода-то холодная, долго не стой, остудиться можно.

Ульяна насмешливо глянула из-под локтя.

— А мне теперь уж все равно: мужик пошел, с бабой совладать не может.

— Что, что? — вроде не расслышал Кузьма и настроился к прыжку, но по берегу послышался топот ребячьих ног.

Кузьма поднялся, охлопал штаны. Подошел к Ульяне.

— Приставляй ужин. Если что не так, утром снимемся.

Кузьма вылез на берег. Тут обдувало ветерком, и комар упал на землю. Кобыла жорко ела сочную молодую траву. Братья рылись в земле. Кузьма приложил к земле ладонь, пощупал, как ощупывают с мороза печь.

— Если бросить семена, гляди, будет хлеб, — сказал себе и подошел к братьям.

Афоня тут же рассказал, что они караулят нору, куда заскочил какой-то зверь.

— По-олосатый, во-от такой…

— Поймаем — шубу сошьем, — буркнул Аверьян.

— Пусть поживет, — рассматривая нору, сказал Кузьма. — Место вроде подходящее. Вы бы вещички снесли с плота, а я пока обегу нашу землю.

Кузьма пошел к лесу, Афоня, чтобы не удрал зверь, привалил нору комком земли, да еще для верности утрамбовал ее пяткой.

Около кобылы Кузьма приостановился. Подумал, не поехать ли верхом. Но Арина будто прочитала его мысли и опять с жадностью стала хватать траву.

— Да ешь ты, никто не отнимает. Видишь, трава жоркая, — стало быть, неплохая земля.