Читаем В ожидании счастливой встречи полностью

Из-за прилавка навстречу Кузьме вышел статный, чисто выбритый, в белой вышитой под шелковым крученым пояском рубахе парень. И каких только иголок и ниток не выложил он перед Кузьмой. Белые, как донный корень оргеста, зеленые, как трава и желтые, как песок, и под вербу или одуванчик. Кузьме стало совестно: он и десятую часть купить не мог. Только заикнулся насчет крючков. Пожалуйста, и на окуня, и на сорогу, и на щуку с проволочным поводком, чтобы не откусила крючок. У другого прилавка Кузьме приглянулись головки от бродней, чирики из черной юфты. Вертел уж вертел Кузьма обувку, не вытерпел.

— Померяй-ка, Аверьян?

Аверьян посмотрел на свои босые ноги.

— Ничего, ничего, меряй, — разрешил парень. — Я думаю, в самый раз будут.

Аверьян даже смутился. Кузьма тоже робел. Среди этого великолепия и чистоты он сильнее ощущал и свою рваную одежду, давно не мытое в бане тело. Усилием воли переборол немоту. Спросил:

— Сколько за них?

— Серебром шесть гривен, ассигнациями полтора рубля.

Аверьян уже красовался в чириках. Чирики стати добавили парню.

— Ну-ка, Афоня, а ты вот в эти сунь ногу.

— А эти десять гривен…

— Да ты что? — выкрикнул Кузьма. Они же, считай, в два раза меньше.

— Мал золотник, а кожа какая, — парень погладил по шелковистому носку, — угадываешь товар?!

Кузьма еще толком не знал, сколько монет в руку сунула ему Ульяна, но готов был закупить весь прилавок с паузком.

— А на женщину не найдется обуви? — раздухарился Кузьма.

— Пожалуйте, товар… — из-за прилавка парень выкладывал перед Кузьмой и ботинки, и сапожки, и туфли, и на высоком каблуке, и на среднем, и шнурок, и застежка, и пуговицы, как на гармонии, в два ряда…

Кузьма уже и не рад, что спросил. Он разжал кулак, и на прилавок жиденько звякнула мелочишка и упала скомканная трешка. Парень посчитал деньги и вопросительно поглядел на Кузьму. Кузьма перевел взгляд на Аверьяна — тот уже разулся, — потом на Афоню. Афоня ровно приклеился к балалайке.

— Берите, — парень снял с гвоздя балалайку. Добавил два окуневых крючка, катушку черных ниток и на сдачу иголку. С тем братья и вернулись на берег. На столе уже пыхтел самовар. Дымила горой рыба, в тарелках соления. Золомов по-хозяйски оглядывал Кузьминки, пашню.

— Ой, — всплеснула руками Ульяна, увидев в руках у Афони балалайку. А когда Кузьма выложил остальную покупку, вздохнула: — Эх, мужики, мужики, никак вас нельзя оставлять одних… Присаживайтесь к столу, — пригласила она гостя.

Золомов подхватил Ульяну под локоть и повел к столу.

— Без хозяйки и дом сирота… — Золомов усадил Ульяну и шепнул что-то подоспевшему парню.

Аверьян с Афоней забрались в старый балаган и рассматривали крючки. Парень принес бутылку наливки, конфет к чаю. Выпили по стаканчику, разговорились.

— Стекла я тебе дам, — пообещал Золомов, — отступлю от своих правил, а тебе дам. Вижу, деловой ты мужик. Другому и за деньги откажешь, а ты бери. — Золомов положил на широкое плечо Кузьме руку. — Ну, скажем так. Твоя кобыла?..

«Выглядел уже, вот лупоглазый», — Кузьма осторожно отодвинулся от Золомова.

— Кобыла не продается.

— А я разве сказал, что куплю? — прищурился Золомов и стал похож на татарина. — Я ведь по-свойски. Ну, скажем, жеребенок будет, на всякий случай… Или вот, — хлопнул он себя по колену. — Белка, соболь, лиса, или, скажем, на золотой ключ наткнулся. Тоже возьму и товара какого хошь дам за металл. Нет у меня — закажи, привезу. У деловых людей так.

— Это верно, — поразмыслив, согласился Кузьма, — насчет золота не знаю, а вот зверька тут дивно. Только как его взять? Несвычны мы по промыслу; пашня, дерево — другое дело.

— Жизнь надоумит, — рассудительно заметил Золомов, поднимаясь. — Ну, так что ж, отдохнем или погребем помаленьку? — Золомов вынул из жилета серебряные, со створкой, часы. — Время-то… и петуху впору на седало.

Ульяна поняла намек, но где же гостя на ночь положить? И опять же с людьми побыть охота, поговорить, послушать.

— Ну так, разлюбезная наша хозяюшка, спасибо за хлеб-соль…

— Вам спасибо, добрые люди, — поклонилась Ульяна. — Будете в этих местах, не проходите мимо — милости просим…

Золомов с удовольствием принял приглашение. Проводили его до берега. Стекло и гвозди уже лежали у воды. Гребцы взялись за весла. Золомов дружески похлопал Кузьму по спине и поднялся по сходням. Еще некоторое время Золомов постоял у борта с парнем, у которого Кузьма купил балалайку, и тот ушел, но тут же вернулся. В одной руке он держал ружье, в другой — сверток. Золомов взял ружье, сверток и легко сошел на берег.

— Это тебе, — подал он ружье Афоне, — бери, бери, охотником будешь.

Афоня поглядел на Кузьму — тот кивнул.

— А это патроны, — сунул Афоне Золомов сверток. Тот не ожидал, что они такие тяжелые, и выпустил сверток из рук. Ульяна подхватила его, поддержал и Золомов, головы их прикоснулись, и от душистых Ульяниных волос у Золомова легко, как от большой высоты, закружилась голова. Он тяжело поднялся по трапу. Гребцы дружно навалились на весла…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза
Вдова
Вдова

В романе, принадлежащем перу тульской писательницы Н.Парыгиной, прослеживается жизненный путь Дарьи Костроминой, которая пришла из деревни на строительство одного из первых в стране заводов тяжелой индустрии. В грозные годы войны она вместе с другими женщинами по заданию Комитета обороны принимает участие в эвакуации оборудования в Сибирь, где в ту пору ковалось грозное оружие победы.Судьба Дарьи, труженицы матери, — судьба советских женщин, принявших на свои плечи по праву и долгу гражданства всю тяжесть труда военного тыла, а вместе с тем и заботы об осиротевших детях. Страницы романа — яркое повествование о суровом и славном поколении победителей. Роман «Вдова» удостоен поощрительной премии на Всесоюзном конкурсе ВЦСПС и Союза писателей СССР 1972—1974 гг. на лучшее произведение о современном советском рабочем классе. © Профиздат 1975

Виталий Витальевич Пашегоров , Ги де Мопассан , Ева Алатон , Наталья Парыгина , Тонино Гуэрра , Фиона Бартон

Проза / Советская классическая проза / Неотсортированное / Самиздат, сетевая литература / Современная проза / Пьесы