В паутине вечности (СИ)

Серость улиц успешно разбавляли дамы в платьях, богато расшитых всевозможными тесьмой, цветами и рюшами, от которых веяло сентиментальным романтизмом. Их холёные кавалеры во фраках и цилиндрах ярко контрастировали с отребьем в изорванных лохмотьях – таков колорит тех времён, когда нашу троицу можно было назвать полноценными членами общества. Работяги, не выигравшие билет в безбедную жизнь, скитались по ветхим амбарам с прохудившимися крышами в надежде обрести хоть какой-то кров и становились лёгкой добычей. Мы же обосновались в одном из тех самых домов, дорожки к которым были вымощены двухцветной мозаикой из небольших плиток натурального камня7. Когда города начали страдать от разгоревшихся войн между смертными, я попыталась с помощью дара повлиять на мнение масс, дабы уберечь от столкновений хотя бы нашу территорию, но в глобальном плане это не изменило ничего. Тогда меня постигло очередное разочарование, а окружающее пространство постепенно утратило свой привычный облик, заставив снова покинуть место, начинавшее становиться привычным. Наш предпоследний дом был единственным, который располагался в крупном городе. В нём мы прожили девятнадцать полных лет. Основные силы смертных были брошены на реконструкцию, поэтому постройка нашего дома не привлекла лишнего внимания. Вот только новые здания утратили былое величие, а вслед за ними и одежда, и людские нравы. Я всегда ощущала себя чем-то инородным, но стремительно меняющийся мир окончательно отбил желание становиться его частью. Справедливо будет заметить, что Рольштаду удалось сберечь в себе прежние черты. Если бы я обитала в вычурном Мондервиле, переезд в Нивэйс произошёл бы гораздо раньше. Только там, где время застыло в многовековых льдах, похороненных под толстым снежным покровом, я обрела долгожданный покой. В излюбленном месте тех, кто ищет уединения, царило негласное правило: бессмертные уважительно относятся друг к другу и никогда не посягают на личное пространство. Что важнее, там не было лишних вещей и формальностей, которые в своей сущности не имеют никакого значения.

Несмотря на всё это, долгие годы я бережно хранила одну вещь: платье, подаренное Даной на моё первое столетие. Она находила мир крайне удивительным и многогранным, поэтому старалась привить чувство прекрасного и мне, но такие нарядные вещи я никогда не носила. Не думала, что однажды представится случай его надеть. Натуральный атласный шёлк жемчужного цвета, расшитый тонкими вензелями, эффектно мерцал на фоне бледной кожи. Корсет выгодно подчёркивал тонкую талию, а многослойная юбка из шифона вкупе с объёмными рукавами-фонариками придавала образу воздушной лёгкости, которой так не хватало нашим крепким безжизненным телам. Зону декольте украшала причудливая цветочная вышивка лентами, которую собственноручно сделала Дана. На поясе она закрепила контрастный шлейф пыльно-синего оттенка, струящийся полупрозрачной дымкой. Вульгарные причёски мне категорически не нравились, поэтому я позволила волнистым локонам свободно ниспадать по плечам. Отражение в зеркале перестаёт восхищать, равно как и разочаровывать, когда точно знаешь, что оно никогда не изменится. Платье мне нравилось, но внешнее никогда не меняет наше внутреннее. Всё это – очередной маскарад, в котором я вынуждена принимать активное участие. И до конца не уверена, в какой именно роли. Завершив образ изящными закрытыми туфлями, я принялась дожидаться Роберта.

Как только он вошёл, я лишилась дара речи. Мало будет сказать, что выглядел он бесподобно. Скорее,богоподобно. Каждая строчка была безукоризненно ровной, а крой вещей идеально подчёркивал все достоинства. Из-под рукавов чёрного фрака выглядывали манжеты кипенно-белой рубашки. Платиновые запонки были инкрустированы бриллиантами. Вокруг шеи был повязан атласный чёрный галстук в виде тонкой ленты с плоским бантом – такая же держала его локоны. Приблизившись, он осторожно взял мою руку и оставил на тыльной стороне ладони невесомый поцелуй, отозвавшийся приятной внутренней дрожью. Ещё немного, и оставшиеся приличные мысли покинут мою голову.

– Изумительное платье. Но оно не сравнится с той, что его носит, – несмотря на отсутствие уверенности в себе, я чувствовала, что в словах Роберта не было ни грамма лести.

Глупо мнить себя хрупкой принцессой, предающейся грёзам о благородном рыцаре, когда ты являешься кровожадным порождением тьмы, но желание разделить с кем-то вечность не было мне чуждо. Хоть я и упорно отрицала это.

– С тобой тоже, – сделать откровенный комплимент я не решилась.

Я видела, что Роберту приятны мои слова, но вместо ответа он протянул мне коробку из синего бархата, которую до настоящего времени скрывал за спиной.

– Прошу принять от меня скромный дар, – пояснил он, видя мой недоумевающий взгляд.