В плену королевских пристрастий

– В начале-то приставил, а потом, помнишь, как все время, что он при ней был, то подарками задаривал ее, а то сердился на нее причем даже не понять из-за чего… Ведь и посуду бил, и мебель ломал, и слуг что при ней были изводил, и всех заставлял про каждый ее шаг рассказывать… Я тогда каждый его приезд от страха дрожала вся… Ведь не на пустом месте он психовал так? А она вела себя так, будто ее и не касалось все это… а потом вдруг ни с того ни с сего бросила все и в монастырь уехала, не сказав никому ничего… Мы ведь тогда ее трое суток искали… Может, как раз раскаялась и уехала грехи замаливать, а герцог понял, что она может не вернуться, простил ей все и вернул… Он же ведь за ней сам ездил, и сам обратно привез вместе с дочерью… и после этого стал с ней совсем другим… А она хоть открыто не перечила ему ни в чем, но вертела им, как хотела. Стоило ей только глазками повести, он сам был готов все что угодно для нее сделать и лютовать перестал. Так если только за дело кого накажет и все. Сама ведь помнишь, как мы вздохнули тогда… Хорошее время было, жаль что недолго. А паж вот после того, как вернулась она, уже не все время при ней был… Так только иногда… Кстати, герцога он до сих пор очень сильно боится, да и герцог его явно недолюбливает, хоть и не взыскивал с него никогда. Так что тут точно темное какое-то дело было…

– Да что ты городишь такое? Не стала бы она с пажом никогда… Она скорее всего самого герцога к себе не допускала, вот он и бесился из-за этого… Что-то у них еще в первую брачную ночь не сложилось, леди Гиз говорила, обидел герцог ее вроде как… а потом еще их ребеночек при родах умер… вот герцогиня, видно, и решила не торопиться со вторым, а герцог злился… А ты "паж", говоришь. Да ей ничего не стоило короля в любовники заполучить, а ты про пажа…

– Любовь, она штука злая… Влюбиться и в козла можно. Умом прикидываешь, что этот лучше, а сердце совсем о другом сохнет…

– Да, ладно, тебе… Не была она ни в кого влюблена, и не сохла ни по кому… Видно бы это было. Король вот тот явно сох по ней, да и паж, наверное, тоже, только она не такая… она гордая была.

– Вот значит, от гордости и страдает, чтоб посмиренней была.

– Ты точно дура. Считаешь, то, что не прелюбодействовала она, грехом быть может?

– Она что исповедовалась тебе, что ты так уверена в ее безгрешности и в том, что она никогда и ни с кем не согрешила? Ни с королем, ни с пажом? Господь, он знает, за что карать, и раз покарал ее, значит не без причины.

– Может и была причина, может и согрешила она когда с кем… но даже если это так, то, на мой взгляд, ее добродетели больше… Неужели Господь не сжалится над ней?

– Может и сжалится… Слушай, а может, такое случилось из-за того, что она сама в монастырь уйти хотела? Может, призрел Господь ее мольбы и сделал так, чтоб муж сам ее туда отправил?

– Тогда это ужасно… Это еще хуже… Лучше бы ты мне не говорила это… Лучше считать, что согрешила она. Я бы тогда молилась, чтоб Господь простил ее и вернул нам.

– Ну и считай так, и молись. Кто не велит-то? Главное не на глазах у Ее милости, вряд ли ей это понравится, и даже коль за это открыто не взыщет, найдет другую причину, чтоб взыскать, как пить дать, найдет. Она явно на герцога виды имеет и не в ее интересах, чтоб Ее Светлость вернулась.

  Изабелла решительно шагнула в сторону, откуда раздавались голоса, и раздвинула кусты. Ее взору предстали камеристка герцогини и одна из ее горничных. Обе испуганно замерли, а потом, потупив головы, опустились на колени, видимо ожидая приказа о наказании.

– Значит, господам кости перемываете… Мило… – она недобро усмехнулась. – Был бы здесь герцог, уговорила бы его обеим языки выдрать… Распустились совсем… Ну да ладно, он вернется, и если я к тому времени не буду убеждена, что вы научились держать язык за зубами, еще о том с ним поговорю.

  Служанки испуганно молчали, покорно дожидаясь ее решения.

– Значит так, – суровым тоном продолжила она, – молиться о здравии герцогини обе будете в церкви и не меньше чем по часу утром, и столько же вечером… а в оставшееся время рот раскрывать будете, лишь отвечая мне или выполняя мой приказ. А за то, что обсуждать ее посмели по двадцать ударов каждая получит, и прислуживать теперь мне будете, чтоб получше с той, грехи которой обсуждать посмели, сравнить могли, да поистовее молились о здравии ее и возвращении. А теперь марш на конюшню, а после наказания ко мне.

– Да, Ваша милость, – прошептали обе, низко склонились, потом поднялись и быстро удалились в направлении конюшни.