В плену у платформы. Как нам вернуть себе интернет

По сути, Маркхэм призывает к теории «интерреактивности». Платформы созданы для пользовательского отклика [15]. Они не требуют от нас интерактивного взаимодействия – не говоря уже об интерпассивности, которую однажды описал Роберт Пфаллер. «С телефоном, – пишет Маркхэм, – я знаю, кому и зачем мне хочется позвонить. Я нажимаю на кнопки и соединяюсь с другим человеком. Техника позволяет мне сделать то, что я и так уже решил. С Facebook всё иначе – им платят за то, чтобы они показывали информацию в определенном порядке. Сначала я жду (или, если хотите, «исследую»), а потом нахожу что-то, с чем можно взаимодействовать. Телефоном пользуюсь я, а Facebook пользуется мной. От действия я перехожу к простому реагированию». Получается, что не люди пользуются интернетом, а интернет пользуется ими. «В силу своей природы платформы постоянно пытаются намекнуть: мы всё уладили, с вашей стороны никаких усилий больше не требуется, можете об этом не думать». Предполагается, что всё это позволит нам взять паузу, отдохнуть или переключиться на более важные вещи. «Пусть платформа сама решает, не тратьте свою энергию, забудьте об этих нейронах». Маркхэм считает платформы врагом, поскольку «они не позволяют анализировать те области, в которых они доминируют. То, что должно быть открыто для обсуждения, благодаря платформам превращается в устоявшийся факт». Они решают, что в какую категорию попадет. Контролируя торговлю, популярные платформы становятся опасными – притом не только с экономической точки зрения. «Для людей они представляют в том числе и смертельную, экзистенциальную опасность, мешая всерьез задуматься о том, какие области жизни им по-настоящему важны. Платформы сопротивляются анализу, что со временем делает людей глупее».

Как сказала в одном из интервью Зэди Смит: «Мои романы о том, как быть человеком и не избегать ответственности за свою человеческую сущность, что весьма непросто» [16]. Вот что мы проецируем на платформы, которые должны быть не отстраненными инструментами или бездушными системами, а скорее родственными душами, которые мы таскаем с собой, как домашних питомцев. Платформа – это сейф-спейс, фантомный мир грез, где вместо тягостной сложности царит обволакивающий комфорт. «Пожалуйста, – прошу я свой телефон, – ограничь мой выбор, шепни мне, чего я хочу». Вспомните, к примеру, наивный дизайн Facebook, которому суждено оставаться неизменным (хотя на самом деле он меняется каждые несколько секунд, просто мы этого не замечаем). Вся проблема как раз в том, что вспоминать там нечего. Миллиарды людей часами сидят на Facebook, но вряд ли в деталях опишут, как именно выглядит «веб-страница» сайта. Что-то синеватое, с лентой новостей, уведомлениями и несколькими случайными друзьями?

Жизнь, построенная на стремлениях, – это бесконечная череда прототипов, версий, неудачных попыток, которые потом сворачиваются и забываются. Это отражает и онемелость цифрового пространства, которое никогда не бывает реальным или материальным, а скорее колеблется между предлагаемым и заканчивающимся. Нас раздражают объекты, которые не могут просто существовать в реальном мире – как высокие технологии, всегда находящиеся на грани «неработы»: то садится батарея, то прерывается интернет-соединение, то заканчивается подписка на программное обеспечение (предлагаемое в виде услуги). Вместе с тем, всякая критическая теория интернета, готовая предложить хоть какое-то решение, растворилась в серой зоне платных научных статей и запредельно дорогих книг (продаваемых, естественно, на Amazon). Сокровенный ритуал по подбору соответствующих академических ссылок – прямая противоположность «токсоплазме ярости», где чем противоречивее распространяемая информация, тем больше о ней говорят.

Платформенный реализм

В вопросах, касающихся платформ, мы словно зацикливаемся или стагнируем. Как можно обозначить это состояние? Сетевой художник Бен Гроссер предлагает термин «платформенный реализм», который проистекает из аналогичного понятия Марка Фишера, писавшего о капиталистическом реализме – «идее о том, что мы перестали строить альтернативы капитализму, поскольку больше не представляем жизнь без него. Всего за несколько лет высокие технологии сумели привить обществу схожее мышление относительно платформенного реализма. Многие не могут представить, как глобальная коммуникация, медиа, поиск и т. д. могли бы функционировать без платформ. Даже растущее вокруг них недовольство всё равно не позволяет представить мир будущего, в котором не будет этих больших технологических площадок» [17].