В плену у платформы. Как нам вернуть себе интернет

Надо сделать так, чтобы крипто-арт становился более «странным» (weird), чтобы он реагировал на состояние отчуждения, преследующего миллиарды пользователей в плену платформы. Крипто-арт проникнут ретроградным желанием вернуться в революционный период до Тэтчер и Рейгана, когда психоделики всё еще были дверями восприятия для преодоления узких границ нарциссического «я». Вместо того чтобы поощрять эту ретроманию, следует фундаментально изменить принципы, на основе которых мы воображаем криптосоциальное будущее, чтобы навести порядок в сумбуре современности. Легче отвлечься и перенестись в миры Древней Меса-Верде, русалок и планеты Джакку из Звездных войн, чем радикально переосмыслить современные Ниамей, Карачи или Осаку. Выстраивать свою эстетику на основе чужих работ – путь лентяев. Но есть и другое искусство видеть.

Карантины и локдауны во время пандемии привели к тому, что мы проводили бесчисленное количество часов онлайн. Если крипто-арт не смог извлечь выгоду из этого бума «экономики внимания», то сможет ли вообще? Чтобы в полной мере использовать сложившуюся ситуацию, цифровому искусству необходимо открыться для жанров, школ, течений, эстетик, придав им своеобразие, вытаскивать виртуальные игровые миры на пыльные городские пустыри и создавать настоящие гибридные формы вместо эскапистских версий мира в 2070 году. Если крипта – действительно важное и «подрывное» явление, то благодаря ей можно было бы легко отбросить эстетику прошлого и найти свой собственный стиль и визуальный язык. Расскажите нам, как создавать криптоперформансы, что такое криптотанцы и криптонаряды. Придумайте совершенно особый стиль. Перешагнуть через коллекционеров карточек с покемонами несложно, и мы сумеем это сделать.

Искусство переворота

Само произведение искусства инвестора не интересует. NFT покупают с единственной целью – перепродать их. Инвесторы следят за ростом стоимости активов художника, надеясь получать роялти каждый раз, когда произведение перепродается. Отличие от традиционного рынка искусства заключается в том, что здесь меньше посредников, кураторов, критиков, галерей, биеннале, музеев и аукционных домов. Нормы рынка крипто-арта эксплицитны и хорошо усвоены игроками. Все романтические представления были устранены, и их заменила жестко интегрированная цепочка продаж. По словам куратора и критика Доменико Каранты, в основе бума NFT лежат «инвестиции богатых владельцев криптовалют, которые хотели продемонстрировать, как на блокчейне может быть гарантированно создан цифровой дефицит, и хотели привлечь новые толпы творцов и инвесторов в эту область; и инвестиции аукционных домов, которые хотели открыть новый рынок и привлечь огромные суммы криптовалюты: до сих пор они могли быть вложены только в другие криптовалюты, а теперь за них можно покупать искусство и позиционировать себя в качестве мецената-визионера» [14].

В логике стартапа наибольшую выгоду получают те, кто среагировали и пришли первыми, – так же, как в случае инсайдерской торговли и подобных уловок венчурного капитала. Как пишет Каранта, «счастливчики – это те, кто уже давно в криптосообществе, кто купил Ether, когда он был дешевле, у кого есть связи в этой сфере, которые готовы поддержать их, предложить запустить аукцион или поднять котировки. Именно поэтому о рынке NFT часто говорят в терминах финансовой пирамиды: новых инвесторов втягивают в схему при помощи обещаний – которые, скорее всего, останутся невыполненными, – чтобы обеспечить доход первым инвесторам». Однако вывод Каранты перекликается с мнением участников MoneyLab: «Отказ от участия в этих процессах, вероятно, стал бы плохим решением, учитывая также тот факт, что эта среда, скорее всего, окажется испытательным полигоном или первым прототипом того, каким будет интернет в будущем, нравится вам это или нет. Важно найти правильный способ взаимодействия с ней».

Джеральдин Хуарес говорит об NFT с отвращением: ее не интересуют «технологии, которые безразличны к людям и всё усложняют». Она устала от того, что криптотусовка закрывает глаза на очевидные вещи. NFT-искусство лишь увеличит социальное неравенство, потому что оно взаимодействует с формой «финансиализированного капитализма, где инвестиции видятся как «политическая технология», связанная больше со спекуляцией, чем с коммодификацией». Цифровые художники, «находящиеся в самом низу пирамиды арт-рынка, случайным образом становятся объектом внимания мира криптофинасов, что впоследствии оправдывает нормализацию блокчейна и продолжает превращать сеть в казино». Сетевое искусство находится под давлением со всех сторон. Не потому ли так много цифровых художников с готовностью позволяют свести свою работу к статусу финансового актива?