Вспоминается, как мы, семь человек, забаррикадировались в маленькой бане в конце огорода и отбивались до тех пор, пока гитлеровцы не подожгли баню, обложив ее соломой. Полуослепленных, полузадохнувшихся от дыма, обезоруженных и связанных били долго, зверски, тяжело, пока все семеро не перестали подавать признаков жизни, а двое из нас так и не вернулись к ней. Пятерых оставшихся в живых, окровавленных, опять привозят в лагерь в Лугу, и на площади строится виселица, чтобы в воскресенье вздернуть нас в назидание населению. Только трое находим в себе силы бежать из карцера, оборудованного внутри громадного лагеря. Один из нас остается на разобранной крыше, подкошенный пулеметной очередью, другой сумел спрятаться в общих бараках и затеряться среди массы таких же, а мне удалось укрыться в карантине среди сыпнотифозных больных. И опять, как уже много раз, приходит помощь от наших, советских людей. Вот я работаю в команде пленных при немецкой полевой пекарне. Незаметно подмачиваем керосином мешки с мукой, в соль, предназначенную для теста, подсыпаем карбид, портим полевые печи. Потом поджог склада с боеприпасами и продовольствием, и опять побег с тремя друзьями. На этот раз я иду в женском костюме и, пользуясь им, предварительно разведываю положение во встреченных деревнях и добываю питание для товарищей. Потом предательство одной девушки, оказавшейся дочерью предателя-старосты, опять облава, разбросавшая нас в разные стороны, и опять меня взяли, зажав в непроходимую трясину. Пять дней издевались надо мной палачи, добиваясь, чтобы я сознался в своей принадлежности к партизанам. Но и тогда меня миновала смерть. В лагере военнопленных меня опознал предатель-полицай, бывший санитар медсанбата нашего полка. Меня помещают в офицерский барак, и начинается борьба против упорной вербовки в армию предателя Власова. С группой товарищей готовим массовый побег из лагеря, не подозревая, что среди нас находится провокатор. Побег сорван, и застучали колеса под полом товарного вагона, отсчитывая километры родной земли. Все дальше, дальше на запад в жуткую, пугающую неизвестность. Пытаемся открыть дверь вагона, замотанную снаружи проволокой, но с нами в вагоне находится группа предателей-перебежчиков, и они, подняв страшный шум, привлекают внимание конвоя. Вынужденная остановка поезда, жестокие избиения и еще несколько трупов под откосом железнодорожной насыпи уже на латышской земле. Обдирая в кровь руки, по ночам обломком ножа пытаемся прорезать пол. Нож тупой, а доски вагонного пола крепки. Нас привозят в лагерь около города Режицы. Опять борьба против вербовки во власовскую армию, опять подготовка к побегу и опять провал. На этот раз с нами пострадал немецкий солдат Курт Хаммер, бывший учитель, коммунист, пытавшийся помочь нашему побегу. Там я еще раз почувствовал, что такое настоящая боль. Сущим пустяком кажется тупая боль от побоев по сравнению с продуманной болью пытки. Как говорят, не более пяти минут сохранялось во мне сознание, когда меня, подтянули к потолочной балке за вывернутые руки. Только один из нас, тринадцати офицеров, не подвергся издевательствам, а через несколько дней через писаря комендатуры мы узнали, что этот капитан — провокатор.
Вспоминаю, как опять застучали колеса под полом вагона и опять на запад, с каждым километром все дальше от Родины. На этот раз из-за усиленного конвоя о побегах и мечтать не приходилось. И вот лагерь № 304 на станции Якобшталь, в котором из 34 тысяч военнопленных только четыре с половиной тысячи остались в живых. Резко пошатнулось здоровье, но опять остался жив благодаря помощи товарищей. Начинает выходить антисоветская газета «Клич», немцы не оставляют попыток вербовать в РОА, но мы не сдаемся; фашисты все чаще в уборных находят трупы подосланных к нам агентов-вербовщиков.
Вспоминаю, как в октябре 1942 года нас, полуживых от истощения, заставляют бежать 200 метров. Большинство падает; их отводят в сторону и расстреливают. Я добежал с помощью одного своего товарища и поэтому остался жив. Четырнадцать километров пешего марша до шталага 4-Б, около города Мюльберг, отняли третью часть людей, потому что отстающих пристреливали.
Громадный лагерь-город шталаг 4-Б наводнен многочисленными агентами РОА и, как котел, кипит разбушевавшимися страстями. Вся наша группа включается в борьбу и моментально обрастает надежными сторонниками. Истощение доходит до предела: на 172 сантиметра моего роста едва приходится 46 килограммов, веса. Только жгучей ненавистью да неиссякаемой верой в победу теплилась жизнь, и питалась наша энергия.