В погоне за памятью. История борьбы с болезнью Альцгеймера

Если принять парадигму прионов, это будет иметь далеко идущие последствия. «Гипотеза передаваемости» болезни Альцгеймера уже сейчас вынуждает больницы по всему миру тратить очень много сил и средств на пересмотр своих правил, и некоторые уже пошли на практические меры: ученые из Центра контроля и профилактики заболеваний в Атланте, штат Джорджия, помогают патологоанатомам проверять архивные данные о посмертных исследованиях тканей мозга в поисках признаков амилоидных семян, и то же самое делают в парижской больнице Питье-Сальпетриер, а также в Австрии, Швейцарии и Японии. Пока получены лишь косвенные данные. В марте 2016 года Пьерлуиджи Никотера из Центра нейрогенеративных заболеваний в Бонне сказал в интервью Элисон Эбботт из Nature: «Нам нельзя забывать, что нет никаких убедительных данных, что семена амилоида могут передавать болезнь или что амилоид распространяется в тканях мозга так же, как прионы». Однако не все настроены столь скептически. «По моему мнению, все прионы следует считать опасными, пока не доказано обратное», – сказал Адриано Агуцци из Университетской больницы в Цюрихе¹². Я склоняюсь ко второй точке зрения, поскольку согласен со знаменитым афоризмом Карла Сагана: отсутствие доказательств не есть доказательство отсутствия. Разумеется, пройдут годы, прежде чем мы узнаем, какую роль и в какой степени играют прионы в болезни Альцгеймера, однако, если мы отмахнемся от тревожной гипотезы, это не поможет ни больным, ни обществу оценить всю сложность этого заурядного на первый взгляд заболевания. А к середине XXI века, когда метод лечения будет уже не просто нужен, а жизненно необходим, нам придется тщательно проверить весь список, сверху донизу.

Глава семнадцатая Когда смотришь, но не видишь

Мне казалось, что я один на всем белом свете, что мир стремительно удаляется от меня по всем направлениям, и зол я был так, что моим гневом можно было плавить сталь.

Сэр Терри Пратчетт.

Альцгеймеровское общество, 2008 год

Поездки в Ливерпуль у Пэм и Ричарда Фолкнеров давно вошли в привычку. Они выезжали из своего сельского дома на юго-западе Англии и катили по шоссе М5 на Бирмингем по холмам и долинам Скалистого края, а потом через Чешир – и наконец оказывались в городе, где жили родители Ричарда. Всего два с половиной часа. Но в январе 2013 года супруги по дороге попали в пробку.

Пэм решила на ходу перестроить маршрут и достала карту. Она еще в детстве научилась ориентироваться на местности и обычно была штурманом во время семейных поездок. До Ливерпуля уже недалеко. Пара пустяков, подумала Пэм.

Но сегодня она смотрела на карту и не верила своим глазам. Точнее, не верила, что они ее подводят. Все смешалось в кашу – дороги, развязки, символы. Все утратило смысл. Пэм зажмурилась, посмотрела снова – то же самое: ничего не разобрать. Ричард не мог понять, что случилось. Пэм было всего 59 лет, в таком возрасте не ожидаешь подобных провалов. Но Пэм поняла, что это не простая рассеянность. Нет, тут что-то другое. Как будто Пэм на минуту разучилась читать.

Пэм растерялась и решила было, что ей нужны новые очки (а Ричард предложил купить спутниковый навигатор). Недавно Пэм отказалась от вождения по ночам, поскольку от фар встречных машин у нее перед глазами плавали ослепительные голубые пятна, однако окулист не нашел у нее никаких расстройств зрения. Поэтому Пэм, не зная, что и думать, предпочла забыть об этом инциденте и по-прежнему наслаждаться беззаботной жизнью молодой пенсионерки.

Но через несколько месяцев все повторилось. На этот раз проблема затронула газеты и паззлы. Пэм была страстной любительницей сложных паззлов на тысячу кусочков: все, что меньше, «для слабаков», считала она. Но вот однажды, когда она собирала свой последний шедевр – экзотический испанский сад, – она вдруг поняла, что кусочки перестали складываться. Пэм понимала, куда их нужно класть, но у нее физически не получалось повернуть их как надо. К тому же ей стало трудно читать газеты, если статья продолжалась на соседней странице и там не было пометки – тогда Пэм дочитывала строчку и не могла сообразить, куда смотреть дальше. А потом, в июне 2014 года, Пэм обнаружила, что лежит на полу в ванной и совершенно не помнит, как там оказалась. У нее был судорожный припадок.

Поначалу неврологи не понимали, что с ней. В остальном когнитивные способности Пэм были практически в норме, и МРТ мозга ничего не показала. Ей поставили диагноз «эпилепсия», но не могли объяснить, почему вдруг начались припадки. Неврологи, не вполне уверенные, с чем имеют дело, прописали Пэм антиэпилептические лекарства, а терапевт направил ее в клинику памяти.