Гашик выглядел немного уставшим и был явно голоден, потому что тут же схватил бутерброд с красной икрой.
— А как же советский батон с маслом и сахаром?
Гашик наградил Бэя внимательным взглядом.
— Выглядите вы ужасно, но если способны шутить, то все не так плохо.
— Вполне верный диагноз, доктор Гашик, — усмехнулся Кобейн.
По-хозяйски Давид достал из мини-бара бутылку коньяка и два широкопузых бокала, налил в оба янтарной жидкости.
— Тост за то, что этот день подходит к концу, — Давид сделал глоток, наслаждаясь вкусом напитка. — Некоторые дни не должны тянуться бесконечно долго.
Подтверждая слова своего клиента, Кобейн кивнул и выпил сразу пол бокала. Обжог гортань, задохнулся, с трудом удержав кашель, обрадовался неприятным ощущениям во рту.
Давид спокойно наблюдал за тем, как детектив бесцеремонно отнесся к дорогому напитку, но ничего не сказал, вернувшись к начатому бутерброду.
— Грандидьерит, — проговорил он, дожевав второй кусок белого хлеба, смазанный маслом и щедро посыпанный черной икрой. — У Ракшивази в коллекции был грандидьерит. Правда, без таинственной истории, приобретенный несколько лет назад у другого коллекционера. Из уникальности следует отметить то, что это один из официально подтвержденных по качеству камней. Цвет, как и положено, сине-изумрудный. Свойства к изменению оттенка и насыщенности камень тоже проявлял, но не в той мере, как мой.
Кобейн молчал, прислушиваясь к самому себе. Слова Давида не вызвали никакой реакции, ни одного нового укола, удара, приступа дрожи. Ничего. Чувствительность или не возвращалась, или у него не осталось больше чувств. Выключило. Вырубило от большого напряжения.
— Грандидьерит, Бэй. — Давид подлил коньяк в бокал Кобейна и глотнул из своего. — Только вот о моем никто не мог знать. — Столкнувшись с взглядом Бэя, Гашик отвернулся. — Ну хорошо, о моем камне почти никто не мог знать. Не пора ли вам что-то объяснить мне?
Кобейн прикрыл глаза и выпил, на это раз проявляя должное уважение напитку. Выдох, глоток, несколько секунд без дыхания, потом еще один выдох, опустошающий легкие, и наконец — вдох, наполняющий живительным воздухом, подхватившим богатый аромат коньяка.
— Я просто очень везучий сукин сын, — проговорил он, еще не открывая глаз. — Похитители нашли меня, а не я их.
— С тем, чтобы отдать один из украденных камней? — недоверчиво переспросил Гашик.
Бэй кивнул и посмотрел на Давида.
— Чтобы отдать один из камней. И наследить так, что их можно теперь найти, — помолчав недолго, он продолжил: — Я не смогу подобраться к преступникам без полиции. А значит, мое дальнейшее участие перестает быть необходимым. Решайте сам, Давид, насколько я не справился с вашим делом. Но рассчитываю на небольшое вознаграждение наличными за рубин. Завтра я подготовлю всю информацию для полиции и спецслужб, занимавшихся делом Ракшивази, не упоминая грандидьерит. Сам участвовать в дальнейшем расследовании и ловле преступников не буду, — спокойно и четко закончил и замолчал, отвернувшись к окну.
Если Гашик и хотел что-то сказать, то передумал. В салоне самолета установилась относительная тишина. Давид пил, ел, иногда шумно дышал, пользовался носовым платком. Бэй прислонился к прохладному иллюминатору и провалился в глубокий сон.
К концу следующего дня файлы для полиции и Нормана Келли были готовы.
Информация из Лондона стала последним грузом, сдвинувшим баланс принятия решения. Она не стала неожиданностью, но безжалостно разорвала последние нити надежды. Бэй не чувствовал горечи в душе, не испытывал отвращения к самому себе, как день назад, поэтому спешил все сделать, пока не вернулись чувства. Перед глазами крутились кадры из видео, которым пользовались похитители, и испуганные глаза привязанного к стулу ребенка.
Были границы, переступив которые, невозможно вернуться или заслужить прощения. Иные двери захлопываются навсегда.
Еще в Аре Бэй понял, что его не зовут больше тайны — скользящие тени на камерах в пещере Давид-бабы. Его не интересует, каким образом был вскрыт сейф, как могла троица преступников раз за разом уходить от полиции, не оставляя следов. Пусть с тайнами разбираются Гордон и Келли.
Нарушая все свои принципы, частный детектив Ван Дорн досрочно прервал свое участие в расследовании.
Подумаешь, одним принципом больше! Он столько их уже нарушил из-за девушки с серыми глазами и красной татуировкой на спине.
Дороги молчали. Но нужно было выбрать направление для движения.
Прохладно распрощавшись с Гашиком, который считал себя преданным и не скрывал этого, Бэй направился с небольшим рюкзаком в аэропорт, чтобы проститься с Майоркой, и желательно — навсегда.
Первый же рейс, на который он смог купить билет, был в Ниццу.