В погоне за Тайной

Замок имел простую квадратную форму, привычную для взгляда благодаря строгости и скромности домов голландской знати, но с огромной территорией, которая в далеком прошлом простиралась еще на несколько гектаров леса. Оставшийся кусок былой роскоши и так не уступал по размеру, например, владениям Гашика на Майорке, а дополнительные постройки существовали с изначальных времен, а не были данью экстравагантным вкусам чилийского поэта. Конюшни, гостевой домик, дом для прислуги до сих пор использовались по назначению. В гараже стояло несколько дорогих машин, мотоцикл, квадрациклы — современный автопарк на все возраста и вкусы. Кто бы на всем этом ездил? Сыновья Анджи? Машинка для гольфа. Велосипеды. Судя по тому, что видел Бэй, хозяева дома вели активный образ жизни. Может, слухи о том, что здесь почти не бывает гостей, просто преувеличены?

Пока невзрачный слуга (знатные и важные люди любят окружать себя не привлекающими взгляд людьми) вел Кобейна в кабинет Кардинала, детектив смог осмотреться. Прошлое замка сохранялось с уважением и любовью, но создавалось впечатление, что хозяин никак не мог определиться с тем, что делать с множеством накопившихся вещей. Предметы мебели и искусства лепились к стенам и углам, стояли островками непонятного назначения посередине больших комнат, оставляя везде достаточно места для инвалидной коляски. Попалось и несколько картин, но быстрого взгляда хватило, чтобы понять, что портрета Ари среди них не было.

Кардинал встретил Кобейна в инвалидном кресле и выглядел, как всегда, слишком бодрым. Бэй поймал себя на мысли, что постоянно сравнивает Кардинала с Зосей. Причудами законов наследования этим двум родственникам из полноводной генной реки рода Вальдштейн досталось много похожих генов. Или они напоминали друг друга, потому что с определенного возраста пожилые люди начинают приобретать одинаковые черты? В век победившего альтруизма за подобное высказывание могли закидать гнилыми помидорами с гневными выкриками о том, что старость не болезнь, а рисунок времени на лицах тех, кто получил милость богов дойти до преклонных лет. Но Зосю и ее племянника объединял не похожий рисунок из морщин, а то, что оба выглядели слишком хорошо для своего возраста.

Бесспорно, мир был полон долгожителей. Не так давно Кобейну попалась статья с фотографией улыбающейся беззубой старухи из Южной Африки, почившей в сто двадцать два года. На своем дне рождения, незадолго до смерти, долгожительница делилась рецептом долголетия с Манделой — дешевые сигареты и побольше кока-колы. Так что у Зоси еще оставался запас времени для того, чтобы попасть в книгу рекордов Гиннеса с собственным рецептом: неисчерпаемый оптимизм, густо замешанный с цинизмом, и готовность наслаждаться жизнью во всех ее проявлениях.

Возраст Анджи пока не выделялся из средних показателей продолжительности жизни европейских мужчин, и даже тот факт, что он продолжал жениться и производить потомков, (младшему сыну Анджи было семь лет), не являлся чем-то невообразимым. Но каждый раз, когда Бэй встречался с Кардиналом после продолжительного перерыва, его не покидала иррациональная, бредовая мысль, что родственник выглядит лучше, бодрее, (моложе?), чем в прошлый раз. Словно время не гнуло его узкие плечи, а расправляло, не углубляло морщины, а разглаживало. Сам Анджи намекал на хороших врачей, физиотерапию, пластических хирургов и правильное питание. Но странное чувство нереальности было не от отсутствия морщин или расправляющихся плеч, а от слаженности движений, мелкой моторики, которая в случае Кардинала становилась с возрастом более четкой.

Разговор с родственником прошел без неожиданных поворотов и всплесков новой информации, быстро перетек на дела семьи, и Кардинал попросил Бэя проверить реальность существования фирмы юридических услуг из Антверпена. В заключение встречи Бэй получил возможность свободно передвигаться по дому и прилегающей к нему территории, а также приглашение к ужину. К свободе передвижений в нагрузку прилагался слуга Кардинала — Рай Грем, бессменный помощник герцога. Его личный страж и живая трость. Немногословный до такого уровня, что многие считали его немым, с лицом породистого арийца, напоминавшим безразличную маску, с фигурой человека, владеющего своим телом в совершенстве, и в том самом трудно определяемом возрасте, от тридцати пяти до пятидесяти, он давно превратился в тень герцога.