В погоне за Тайной

— Ой, а можно я не буду разводить романтические сопли о величии чувств? Сам их себе навешаешь. Неси еще кофе и лей мне еще коньяка. — Приказ бабули не позволил внуку снова погрузиться в серое бездумье.

На середине второй чашки Зося снова открыла рот, и в ее взоре на внука появилось лукавство.

— Нет, ну я всегда была уверена, что это должно случиться именно с тобой. Хотя с годами ты заставил меня посомневаться в даре провидения. Стал слишком уж хорош, я начинала волноваться, что никто не сможет, оказавшись рядом, не потеряться или не потерять твое внимание. Даже чемпионку мира тебе случайно сосватала и считала, что не прогадала. Но… — последовала многозначительная пауза: — Это же не она? Не Карина?

Бэй устало потер глаза:

— Не она.

— А кто? — осторожно спросила Зося.

— А тван его знает кто! Даже имени не знаю!

Таким голосом, как у Бэя, должно было говорить отчаяние.

И он рассказал Зосе, опуская подробности и множество деталей, о фестивале, о том, как впервые у него снесло крышу, и к чему это привело. О долгом времени без встреч, и как Тайна напомнила о себе одним словом на салфетке. Как Бэй придумал, где ее искать, чтобы отделаться от ненужных чувств, и закончил тем, что оставил свой адрес. О том, что незнакомка появилась на пороге его квартиры вчера вечером, чтобы провести с ним всю ночь и исчезнуть, оставив его таким каким, каким он заявился к Зосе.

Одиноким на весь мир.

И испачкала помадой стену в его в доме.

Зося отреагировала неожиданно — рассмеялась. Громко.

— Значит, нахальная хищница, поймавшая моего внука в цепкие лапы, зовет тебя Тван? А кому мы теперь подарим задницу? Бэю? Бэйская задница — не звучит. — И залилась, закатилась в смехе, до красноты и до икоты, вызывая раздражение и злость у Кобейна.

— Любимая бабушка, ты проявляешь поистине глубокое сочувствие к любимому внуку, — прорычал он и понял, что впервые с момента пробуждения чувствует что-то иное, чем боль и опустошение. И испытал за это благодарность. И даже сам улыбнулся.

Когда закончился приступ смеха, Зося уменьшилась в размерах, сникла — устала. Все-таки три чашки кофе с коньяком в начале дня были серьезным испытанием для почти столетнего возраста.

— Бэй, — сказала бабушка, борясь с веками, пытавшимися слепиться вместе, и проигрывая сражение, — отвези меня в комнату. И отнеси все на кухню, пожалуйста. Оставь в раковине или на столешнице, неважно. Мне нужно немного подремать.

Когда Кобейн вез Зосю в коляске в комнату, у нее был виноватый вид. Бэй оставил бабулю напротив телевизора и положил рядом на столик пульт. А сам удалился, чтобы прибрать на террасе. Когда он направлялся к выходу, из кресла доносилось тихое похрапывание, но возмущенный голос остановил его на пороге:

— Ты же не собираешься уйти, не поцеловав меня? Со стариками никогда не знаешь, какой поцелуй будет последним.

Зося шутила, а ее слова отозвались в душе Кобейна совсем другим воспоминанием — о его последнем поцелуе в кончик носа спящей Тайны…

Бэй подошел к бабушке и склонился к мягкой щеке, когда Зося вцепилась в его руку, привязывая к себе настойчивым взглядом.

— Она не смогла забыть и не смогла не прийти. Значит, ей тоже плохо без тебя, мой мальчик. В этом твоя надежда. То, что ты описывал — это чувство на двоих.

— Я не знаю, бабушка, хочу ли я этого чувства. Слишком много. Слишком остро. Слишком.

— Оно не спрашивает, — напомнила Зося давнишний разговор. — И не оставляет выбора.

Бэй упрямо покачал головой,

— Выбор есть всегда. Что это за жизнь с рваным сердцем?

Не хотелось признаваться в этом самому себе, но слова Зоси зародили в душе Кобейна маленький росток надежды, что прошедшая ночь с Шенми не была расставанием. Что девушка не сможет исчезнуть навсегда.

Оставалось разобраться, чего хочет сам Бэй.

Покидая дом бабули, он понял, что не вернется в квартиру, хранившую слишком яркие следы и воспоминания о прошедшей ночи. Инстинкт самосохранения подсказывал, что не стоит оставаться наедине с самим собой. Так что день Кобейн провел с матерью, напугав ее своим истерзанным видом. Лилит Ван Дорн бросилась задавать вопросы, но, быстро поняв, что ничего от сына не добьется, перешла в режим ненавязчивого присутствия. К вечеру объявился Кун, не иначе как после звонка обеспокоенной родительницы, и утащил Бэя к себе домой, где снова собирались гости. На этот раз брат не позволил ему исчезнуть в гостевой комнате, отдав заботам своей девушки Джини, и Бэй был благодарен ему за это. Он разговаривал с людьми или слушал чужые разговоры, и погружение в малозначащую информацию немного отвлекало от настойчивых рассуждений.

Кобейн всегда дорожил своей свободой, заслуженным годами тренировок и самосовершенствования контролем над эмоциями, и как следствие — правом выбирать и претендовать на независимость. Но появилась сероглазая Тайна и исчезла в никуда, не оставив ни имени, ни намека, где ее искать, и его тело и разум отказывались подчиняться здравому смыслу. Что будет дальше?