В погоне за Тайной

Когда после долгого и холодного душа Кобейн посмотрел на себя в зеркало, то увидел в нем не человека после самой страстной ночи в жизни, а его тень. Как если бы Бэя выжали и лишили всего содержимого. Как после фестиваля — корка от апельсина. На этот раз даже она была помятой. Потемнели глаза, наметились резкие линии скул, казались обветренными потрескавшиеся губы. Даже загорелая кожа выглядела серой.

Не считая пары затяжек марихуаны и единственной таблетки экстази на выпускном Кайта, Кобейн никогда не принимал наркотики или галлюциногенные вещества, потому что слишком дорожил собственным здоровьем и ясностью ума. Но сейчас он был уверен, что глубокое опустошение сродни ломке наркомана после того, как желанная доза выработала себя, оставляя на растерзание бесцветной реальностью и болью.

Разве его влечение к Тайне не болезнь? Не наркотическая зависимость?

Бэй заставил себя одеться и поехал к единственному человеку, которого хотел видеть.

Зося жила недалеко от Зандворта, в небольшой деревне или в городке. В Голландии с этими определениями было трудно. Гаага, например, никогда не получала статуса города, да и вся страна напоминала огромный парк из миниатюрных строений — сплошной Мадуродам*. А в полосе перед дюнами все населенные пункты давно переплелись между собой, слепились, разделенные лишь табличками с названиями.

(* Мадуродам — парк Миниатюрные Нидерланды, расположенный рядом с Гаагой).

Двухэтажный десятиквартирный комплекс стоял в стороне от дороги, рядом с небольшим искусственным водоемом, на который выходили балконы или сады всех квартир, спроектированные так, чтобы в них было удобно жить в инвалидных колясках. Подобные дома привлекали пенсионеров и пожилых людей, задумавшихся о грядущих проблемах, связанных с возрастом.

Ключ был у Бэя с собой, и он позвонил Зосе на телефон, когда заходил в подъезд. Спохватившись, что даже не узнал, дома ли она. Но бабуля сразу же ответила на звонок.

— Я на пороге. Примешь внука?

— Я на террасе. Проходи.

Зося сидела в коляске у кромки воды и кормила лебедей, пребывая в образе старой и немощной, но наслаждающейся жизнью в соответствии с оставшимся энтузиазмом. Утро было прохладное, серое, околодождливое, располагающее к думам и самосозерцанию. Изредка Зося пользовалась коляской при гостях или если ей было лень ходить, заявляя, что таким образом тренируется для неизбежного немощного будущего и успокаивает нервы соседей, которые иначе бы утонули в зависти к чересчур подвижной старушке. Добрососедские отношения бабушка ценила. К тому же, в коляске можно было подъехать к кромке воды, чтобы кормить лебедей, вместо того, чтобы перетаскивать с места на место стулья.

По заверениям бабули, красивые птицы обладали прескверным характером, и с тех пор, как пару лет назад облюбовали маленький пруд, жестоко расправлялись со всякой крылатой конкуренцией. Забыв, что являются перелетным видом, они оставались в Голландии весь год, иногда выползая из пруда на близлежащие поля, чтобы покормиться. Но дурной нрав прощался лебедям за красоту, в чем Зося видела доказательство несправедливости и близорукости мира. Тем не менее, сама регулярно подкармливала белых нахалов, наслаждаясь грацией их движений.

Бэй подошел к бабушке, быстро поцеловал три раза в щеки (голландцы лидировали среди европейцев по числу обязательных поцелуев), и молча опустился на свободный стул. У Зоси везде стояло по паре стульев. Во всех местах, где она могла бы находиться в тот момент, когда к ней пожаловали гости. А гости к бабушке ходили часто и не только преклонного возраста, но и относительно молодые, подхваченные в ее обширный дружественный круг в разных обществах по времеубиванию: кафе, театрах, спортивной школе, где у Зоси нашлось много поклонников среди тренерского состава, тоже появлявшегося иногда на кофе в бабушкиной квартире.

Молча изучив лицо внука, бабуля проговорила:

— Ты же не откажешься сделать мне кофе. Как всегда черный, без сахара… Хотя сегодня у меня настроение шалить. Захвати из шкафа, сам знаешь из какого, коньяк. Подходящее утро для кофе с коньяком.

Конечно, это был рецепт первой помощи для гостя, но Зося никогда не отказывалась от веской причины выпить.

Горячий, терпкий кофе с резким ароматом и вкусом алкоголя обладал тонизирующим действием. И обезболивающим. К концу первой чашки Бэй почувствовал, что наконец способен дышать нормально, а не урывками, словно сломаны ребра.

Зося тоже заметила перемену во внуке и решила, что настал момент для начала разговора.

— Даже не знаю, радоваться мне тому, что я вижу, или нет.

Вместо ответа Бэй лишь наградил бабушку хмурым взглядом.

— Последний и, кстати, единственный раз, когда я видела такое же лицо и пустоту в глазах, был день, когда я смотрела на мать после похорон отца.

Бэй пытался осознать прозвучавшие слова.

— И что в этом может быть радостного?

Зося скорчила совсем нетипичную для пожилых людей гримасу.