Битва за Сталинград закончилась в феврале 1943 года. В следующем месяце мы вернулись в полностью разрушенный город. Была все еще холодная промозглая погода. Кварталы почерневших от огня зданий-призраков стояли среди покрытых снегом руин. Везде были протоптаны тропинки, по которым можно было ходить, не боясь угодить на мины, во множестве разбросанные по всему городу. Замерзшие трупы лежали вперемежку с разбитыми машинами, остатками военной техники и оружия. Многие, кто выжил в боях, умирали с голоду. Нас ожидала такая же участь, но каким-то чудом семье удалось получить продовольственные карточки, позволившие получать немного хлеба, соли, сахара и крупы. Зарплата отца давала возможность время от времени покупать на рынке мясо и овощи, я помогал семье, продавая на железнодорожной станции папиросы, которые отец получал в своем военном пайке. Мои родители делали вид, что им ничего неизвестно о моем спекулятивном частном бизнесе.
В конце года поезда стали провозить через город людей, эвакуированных из осажденного Ленинграда, в основном детей. Охрана на вокзале и у поездов запрещала местным жителям передавать им еду, поскольку люди были настолько истощены от голода, что могли умереть, не ограничивая себя в приеме пищи. Многие, тем не менее, умирали, и их трупы штабелями складывали на открытые железнодорожные платформы, чтобы потом захоронить в общих могилах. И тем не менее, несмотря на весь этот ужас, в Сталинграде я, будучи ребенком, чувствовал себя по-своему комфортно. Группы мальчишек, я в том числе, карабкались и обследовали горы и горы всякого военного хлама, стараясь отыскать сохранившиеся патроны и снаряды, чтобы высыпать из гильз порох, нужный нам для того, чтобы делать собственные хлопушки, петарды и даже бомбы. Среди мальчишек особенно ценились гильзы от снарядов, в которых порох хранился в небольших шелковых мешочках. Содержимое высыпалось очень просто — брался снаряд и его ударяли под углом так, чтобы отлетела головка. Неудивительно, что некоторых из моих друзей взрывом разрывало на части.
К 1944 году становилось очевидным, что в войне чаша весов склоняется в нашу пользу. Отец получил назначение в Белоруссию, чтобы обеспечивать безопасность тыла Советской армии, теснящей немцев с территории Польши дальше на запад. Мы обосновались в Пинске, находящемся приблизительно в двухстах километрах от приграничного Бреста. С семьей воссоединился мой старший брат Василий, который все это время жил в Крыму.
День 9 мая — День Победы — трудно забыть. Люди на улице смеялись, обнимались и плакали, а военные стреляли в воздух. В возрасте тринадцати лет я пошел в пятый класс. В те радостные дни молодежь поощрялась к вступлению в комсомол. Мои друзья стали комсомольцами, я тоже подал заявление, хотя в комсомол принимали с четырнадцати лет. Даже став членом ВЛКСМ, я по-прежнему оставался если не хулиганом, то уж точно озорником и шалуном. Учителя в конце концов очень настойчиво посоветовали мне бросить школу после окончания седьмого класса — обязательного минимума школьного образования. Получив свидетельство, я направился в Брест, чтобы найти учебное заведение, которое приняло бы меня для продолжения образования.
Город произвел на меня большое впечатление, особенно когда я узнал, что в нем есть текстильный и медицинский институты, а также железнодорожный техникум. Поскольку я почти всю свою жизнь прожил рядом с железными дорогами, я решил попытаться поступить в техникум. Сдав вступительные экзамены, я был зачислен студентом отделения строительства и обслуживания железных дорог. Учился я хорошо и на следующий год был выбран членом комитета комсомола техникума. (Впоследствии три остальных члена комитета ВЛКСМ стали, как и я, сотрудниками советской разведки.) В те годы, несмотря на страдания и лишения, принесенные войной, — а может быть, именно по этой причине — жизнь в городе была полна оптимизма. В Бресте, к слову, проживало много поляков, которые во время войны бежали от немцев из Польши. Я подружился со многими из них и научился говорить по-польски.
После окончания в 1952 году техникума я получил направление на работу в качестве инженера-путейца в Архангельскую область. Однако перед самым отъездом я был неожиданно вызван в местное отделение Министерства государственной безопасности — МГБ (новое название НКВД). Там мне торжественно объявили, что меня в качестве кандидата рекомендовали для поступления на службу в «органы». Хотя в мыслях я готовился к работе инженером на железной дороге, я согласился на предложение без колебаний. Я никогда не расспрашивал отца, чем он занимается, кроме того, что принимал как очевидное борьбу с врагами народа, но я был убежден, что он во всех отношениях порядочный человек и все, что он делал, носило достойный характер. Я уважал НКВД. Деятельность этой организации по реализации политики Сталина считалась очень важной.