В поисках Божества

Епифаний замечает, что все мировоззрение Василида имело исходной точкой размышления над вопросом о происхождении зла в мире[303]. Действительно, все известные нам черты василидианского учения указывают на мучительные усилия разрешить эту загадку, вечно терзающую сознание искателей Божества. Эго основное скорбное недоумение перед проблемой зла наложило на всю систему Василида печать своеобразного пессимизма. Все сущее страждет и чает избавления. Но в этом грядущем избавлении Василид видел не радостное озарение Божественным Светом, а лишь бесстрастный отдых от муки существования, род нирваны. Будущее блаженство лишь в отсутствии желания, ибо желание есть по существу страдание неудовлетворенности, — в отсутствии всякого сознания, ибо сознание есть само по себе источник страдания. И вся природа, все сущее в мире видимом и невидимом чает такого возвращения к первоначальному бесстрастному покою, ибо мир создался из смешения чуждых элементов, и вся космическая эволюция имеет вожделенной целью освобождение этих элементов от взаимного гнета, возвращение их в первобытную сущность, где нет ни мучительного отделения света от тьмы, ни еще более мучительного их смешения.

Первичная Неизъяснимая Сущность бесстрастна, — в Ней заложены непостижимым образом семена, или потенции, всего того, что впоследствии разделяется на духовное и материальное, на свет и тьму, добро и зло и т. д. Та Всеблагая Божественная Сущность, Которая сострадает миру, «лежащему во зле», и усилиями Своей благости постепенно очищает его от зла и страдания, присущих материи, в системе Василида занимает лишь второстепенное место. Превыше Нее есть Основной Первичный Принцип, Непостижимая Сущность, Которая не только чужда всякому творческому акту, но и вообще как бы не существует для мира, ибо Она превыше не только всякой идеи бытия, но даже самого небытия.

«Она была, когда ничего не было; только это ничего не относится к чему-нибудь из сущего [т. е. к реальному миру], но, говоря просто и ясно, без всяких софизмов, Она была до небытия. И когда я говорю была, я не хочу сказать, что Она была, но лишь обозначаю свою мысль, говоря, что было преждесущее Нечто. И это не было то, что называется Неизреченным, ибо Неизреченным обозначается Нечто, а это даже не Неизреченное, ибо оно превыше всякого слова или обозначения»[304].

На этой мистической идее Сущности недоступной никакому разумению построен весь дуализм Василида. В этой таинственной Сущности, обозначаемой в Философу менах также наименованием Бога-He-Су щего (ουκ ’ων Θεος, non-ens-Deus), заложено непознаваемое семя всего бывшего и всего имеющего быть, всей медленной и тягостной эволюции мира духовного и материального. Из этого таинственного Ничто начинается развитие идеи Божественной Сущности и другая, аналогичная эволюция — потенций бытия, имеющих создать вселенную. В Первобытном Ничто или Боге-He-Сущем, без мысли, без сознания, без воли, без решения, зарождается идея бытия. И в Нем Самом, т. е. в этой невместимой мышлением идее Не-Сущего-Начала, проявляется Всеобщее Семя, или зародыш, всего того, чему суждено развиться по собственным потенциям, без определенного заранее плана. Так «Бог-Не-Сущий создает мир-не-сущий из небытия, заложив в Себе Семя, содержащее все семена мира (του κοσμου πανσπερμια)»[305]. В этой туманной метафизике мы можем уловить смысл кажущегося противоречия в учении Василида о Божестве, представляемом здесь в чисто пантеистическом понятии о первобытной потенции всего Сущего, между тем как в дальнейшем развитии василидианской системы мы видим чистый дуализм, резкое разделение понятий духа и материи, света и тьмы. На самом же деле пантеизм у Василида — в трансцендентальной идее Божества вне всякого проявления Его в мироздании; дуализм же начинается там, где рассматривается мировая эволюция сил духовных (в преемстве Божественных эманаций от Первобытного источника Божественной Сущности до слияния с мировым сознанием) и материальных (в постепенном создании реальных образов, от грубейших форм протоплазмы до высших типов носителей сознания).