В поисках Божества

Под влиянием этого учителя, сочетавшего мистические увлечения с глубиной всестороннего познания и с изумительной эрудицией, развилось и окрепло мышление Оригена, происходившего из христианской семьи и с юных лет бывшего в числе учеников Климента. В 202 г. жестокое гонение при императоре Септимии Севере принудило временно закрыть огласительное училище и заставило самого Климента навсегда удалиться из Александрии[589]. Оригену было в то время около 17 лет; отец его Леонид в числе других мучеников пострадал за имя Христово во время гонения, оставив на попечение своего юного сына многочисленную семью (мать и шестерых младших братьев). Мы не имеем возможности остановиться здесь на преданиях, окруживших детские годы Оригена, но должны лишь отметить, для характеристики воспитавшей его среды, что Леонид прозревал блестящую будущность своего сына: порою, по словам Евсевия[590], когда отрок Ориген спал, отец подходил к нему и с восторженным благоговением целовал его грудь — «обиталище Духа Святого», — прославляя Бога за дарование ему такого сына. Во время гонения 202 г. шестнадцатилетний Ориген ободрял отца к подвигу исповедания и страдания за веру и радовался его мученическому концу; оставшись во главе осиротелой семьи без всяких средств к ее поддержанию[591], ему удалось, несмотря на юный возраст, найти занятие преподавателя риторики. Вскоре гениальный юноша был окружен многочисленными слушателями; по желанию епископа Димитрия он стал во главе возрожденного Александрийского училища и здесь в течение долгих лет проповедовал благовестив Христово, обогащая его сокровищами основательно им изученной эллинской философии. Вместе с тем Ориген оставался верным заветным христианским идеалам аскетизма: спал на голой земле, буквально исполнял слова Христа об отказе от лишней одежды, изнурял себя строжайшим постом и воздержанием от всякого угождения плоти; наконец, он дошел до самоискалечения, до буквального исполнения евангельского текста о скопцах, которые «сделали сами себя скопцами для Царствия Небесного» (Мф. XIX, 12), — отчасти из жажды аскетического подвига, отчасти в целях устранения всяких низких подозрений при постоянном общении с женщинами, толпившимися вокруг его кафедры[592]. Этот поступок Оригена был впоследствии поставлен ему в вину Димитрием, епископом Александрийским, когда слава молодого философа и богослова возбудила наконец некоторую зависть со стороны александрийского пастыря. К тому времени имя Оригена действительно гремело по всему христианскому миру. Его вдохновенная проповедь привлекала бесчисленных слушателей, его ученые труды возбуждали всеобщее благоговейное изумление. Не довольствуясь изучением и разъяснением священных книг христианства, он углублялся в мистический эклектизм эллинской философии; по словам его биографов, «Платон был его постоянным спутником», но с одинаковым рвением предавался он изучению мыслителей неопифагорейской школы и был в числе слушателей и почитателей Аммония Сак к аса, полагавшего тогда в Александрии начало неоплатонической школе, — Аммония — властителя дум всех Богоискателей этого бурного времени; того Аммония, при встрече с которым 26-летний Плотин прекратил всякие иные поиски Истины и воскликнул: «Вот тот, кого я искал!» Но Ориген не довольствовался мистической метафизикой возрожденного пифагорейства и платонизма. Поиски истины, новых формул религиозного созерцания увлекали его во все стороны, побуждали его предпринимать поездки во все центры мировой культуры; побывал он и в Риме (между 212 и 215 гг.), где ему довелось познакомиться со знаменитым Ипполитом. Иногда эти поездки совершались по чьему-нибудь приглашению (так, ок. 218 г. его выписала в Антиохию просвещенная любительница философии Юлия Маммея, мать императора Александра Севера), иногда же они имели целью розыски старинных текстов Св. Писания, сличением которых Ориген занимался с особенным рвением. Он не отступил даже перед трудностями изучения еврейского языка, признав его необходимым для тщательного ознакомления с подлинным текстом Ветхого Завета и для проверки его переводов. Ветхий Завет к тому времени уже занял прочное место в числе священных книг христианства, но лишь в греческом переводе LXX толковников, а иудеи в полемике с христианами оспаривали точность некоторых выражений и считали перевод LXX искаженным. Ориген отыскал еще три самостоятельных перевода Ветхого Завета на греческий язык (Акилы, Феодотиона и Симмаха) и предпринял гигантский труд сличения их с еврейским подлинником: плодом его работ явилось издание Гекзаплов, т. е. текста Библии в шести параллельных столбцах, содержавших 1) подлинный еврейский текст, 2) транскрипцию его греческими письменами, 3) перевод LXX, 4) перевод Акилы, 5) перевод Феодотиона, 6) перевод Симмаха. Этот колоссальный труд мог сам по себе обессмертить имя любого ученого, но Ориген дополнил его еще пространными толкованиями и изъяснениями всех книг Ветхого и Нового Завета; особенно замечательно его Толкование на Ев. Иоанна, в котором сказалось влияние труда под таким же заглавием валентинианина Гераклеона. В своих изъяснениях Св. Писания Ориген придерживался символического смысла, отвергая буквальное понимание текстов с резкостью, достойной ученика Климента и Аммония, друга валентинианина Амвросия. Но гностическая закваска, столь ясно выраженная иногда у Оригена, не мешала ему относиться критически к попыткам введения в христианский канон книг подозрительного происхождения. Его научная добросовестность заставляла его разбираться с должной осторожностью в истории каждой книги, притязавшей на боговдохновенность; его проницательная критика выясняла достоверность всех документов христианской письменности, указывала их место в каноне или вне его. Оригену принадлежит честь окончательного разбора христианского канона; им было введено деление книг на несомненно церковные (ομολογουμενα) и почитаемые, но не боговдохновенные (αντιλεγομενα). Его критика текстов стала краеугольным камнем христианской экзегетики.