В середине XIX века, как мы уже указывали выше, открытие «Философумен» явилось поворотным пунктом в истории новейшей христианской ересеологии. В цитатах, сохраненных Ипполитом, научный мир впервые познакомился с подлинной, дотоле неведомой нам гностической литературой. &го открытие совпало с другими успехами, выпавшими на долю терпеливых исследователей: так, в 1852 г. впервые был издан загадочный, доселе не разобранный как следует, но бесконечно интересный текст, известный под названием
Мы не можем здесь заняться разбором и оценкой вклада, внесенного каждым из этих блестящих ученых в сокровищницу европейской науки: это завлекло бы нас слишком далеко. Приходится довольствоваться нашим беглым обзором материала, находящегося доныне в распоряжении научного исследователя. Но прежде чем приступить к рассмотрению каждого гностического учения в отдельности, мы должны упомянуть о разных опытах классификации гностических школ, применявшихся с целью выяснения преемственной связи между этими учениями и взаимоотношений их основателей.
Уже древние ересеологи пытались установить какой-либо порядок в своем перечне гностических сект. Ириней Лионский, пренебрегая всякими хронологическими данными, начал свое изложение прямо с крупнейшей гностической системы Валентина, против которого главным образом направлена вся его книга; остальные же гностические секты он старался перечислять в порядке их наибольшей близости к валентинианству. В «Философуменах» начало ведется, вполне осмысленно, от эллинских философских систем; автор переходит затем к восточным тайным учениям, от них — к
Новейшая наука приложила немало добросовестных усилий к классификации гностических систем. Более ранние исследователи, например Массюэ, держались преимущественно хронологического порядка. Но явная невозможность установления подобного порядка в тех системах, между которыми не было преемственной связи, принудила ученую критику обратиться к поиску иных принципов классификации. Неандер предлагал деление гностических сект на полностью отрицавших иудейство и более близких ему по духу, но такая классификация неудачна уже потому, что в ней не остается места для определения влияния языческого, эллино-восточного миросозерцания на гностицизм. Гисслер предлагал деление на три категории по месту происхождения гностических сект: он различал в них гностицизм египетский,
сирийский и малоазийский. Но и такое разделение не может быть выдержано последовательно: большинство гностических сект, и притом самых значительных, достигло полного развития и успеха отнюдь не на месте первоначального возникновения, да и самое зарождение их было независимо от местных влияний. Баур пытался разделить гностические секты на три группы, сообразно их близости либо к иудаизму, либо к язычеству (т. е. к мистико-философским традициям эллинского мира), либо к первоначальному христианству. Но это деление совершенно несостоятельно уже потому, что оно предполагает какое-то особое течение «первоначального христианства», которого никогда не было и быть не могло: история первоначального христианства есть история длительной борьбы между иудейским и эллинским духом, между двумя непримиримыми мировоззрениями, и вся история гностического движения является лишь одним из ее этапов.