В поисках Человека

Так они вплыли в столицу – в сопровождении многочисленной и воинственной стражи. Огромный город располагался на вершине предпоследней горы этой плотной горной страны, всего километрах в двадцати от действующего вулкана. Впрочем, город ли? Вместо зданий – крошечные берлоги из растительной материи, которые лепились одна к другой, круглые как коконы и удивительно грязные, усеянные, как и вода, остатками животных и растений. Здесь все кишеложизнью: многочисленные головы высовывались из жилищ, когда подлодка проплывала мимо, – короткие бледные вспышки лиц с сияющими глазами, худые, костлявые существа с бескровной кожей, в изобилии помеченной следами насилия – впечатляющими шрамами; открытыми, сочащимися ранами, привлекающими маленьких морских падальщиков, которые беспрестанно вертелись вокруг, пытаясь ухватить кусок омертвевшей кожи, их лениво отгоняли рукой – единственной преградой между ними и добычей.

Тут и там, пронзая нагромождения домишек, вздымались вверх сложные постройки – ни на что не похожие башни с кружевными линиями. Вокруг царило оживленное движение, многочисленные создания носились туда-сюда, многие из них были чем-то нагружены и несли самые разные инструменты: топоры, тяжелые молоты, наковальни, тяжелые на вид, несмотря на закон Архимеда. Те, кто нес их, представляли собой третий вид населения – в общем они походили на других, но были пониже, поплотнее, с более толстыми верхними конечностями в противоположность словно бы атрофированной нижней части.

– Посмотрите на них, – шепнул Аттик. – Воины – самые сильные и, похоже, самые умные. Ремесленники словно созданы для кузниц. Крестьяне… о них лучше вообще не говорить. Концептом клянусь… Это похоже на касты, так прочно разделенные, что у них успели развиться морфологические различия.

– Касты? – переспросил Эврибиад.

– Эндогамные группы. Те, кто занимается одной и той же деятельностью, размножаются только между собой. Это общество строится на каком-нибудь функциональном разделении с четко выстроенной иерархией. В самом низу – крестьяне и ремесленники, потом идут воины.

– А наверху?

– Наверху? Жрецы или цари, а может, те и другие. Мы это скоро узнаем.

Они продолжили путь под конвоем солдат, которые не колеблясь сбивали с ног любого аборигена, оказавшемся у них на пути, и вели себя совершенно по-скотски. По меньшей мере один раз Эврибиад мельком увидел, как потекла и расплылась липким облачком кровь, когда какой-то крестьянин не успел увернуться от древка копья в руке разозленного воина.

– Никто не должен жить так, в подчинении у других, – сказал Эврибиад тихо, почти про себя.

– Не судите их скоро, – ответил деймон. – Жизнь в этих темных глубинах наверняка не легка.

Теперь дорога, по которой они следовали, прямо поднималась к вершине горы. Везде – все те же плотно скучившиеся жилища. Наверняка тут ценили каждую пядь земли – жилища и сельскохозяйственные угодья должны были соперничать за доступ к свету и теплу.

Чуть позже они наконец увидели место, куда их вели. Аттик снова оказался прав: по всей очевидности, это был храм.

* * *

Прошло несколько дней, затянувшихся, как ожидание грозы для путника, застигнутого посреди просторной равнины, когда небо становится фиолетовым: так ощущается история, когда творится у тебя на глазах, философствовала Плавтина: постепенное скопление элементов, которые, объединившись в одной точке, в определенный момент сложатся в кризис, поворот, момент выбора между жизнью и смертью, кровавым триумфом или безобразным поражением. Не единственное случайное событие, но целая система, отчетливое взаимосвязанное целое, причинно-следственная махина, которая раздавит всякое индивидуальное намерение, навязывая определенное будущее.

Эти мысли, казалось, не могут принадлежать Интеллекту, для которого будущее – лишь древо вероятностей. Они все равно не помогали. Ясным умом Плавтина различала голосок, шедший из примитивных отделов ее нервной системы. Голосок рептилии, попавшейся в ловушку, которая вырывается, чтобы избежать жалкого конца, и для которой свобода действия сводится к возможности пошевелить лапами. А пространства для маневра у нее было мало – в плену огромных нагромождений старого красного камня, в месте, которое, несмотря на свои гигантские размеры, все равно оставалось подземельем, норой.

Выбирайся из западни, шепнула ящерица.