В поисках Человека

Больше она не подходила к пещере и не расспрашивала Отона с Плутархом об их планах. Какое-то время она провела с людопсами. Фемистокла, казалось, в основном занимало выздоровление его собрата, и оба вели себя замкнуто, будто не желали делиться с ней секретом. Не пытаясь разобраться, Плавтина вернулась к себе в комнаты и в конце концов погрузилась в мрачную мечтательную полудрему, что-то среднее между сном и бодрствованием, когда разум как губка легко пропитывается тревогой и строит всевозможные комбинации. В полусне Виний уничтожал их такой молниеносной атакой, что Плавтина не успевала понять, что они погибли. Марциан возвращался из мертвых человеческим призраком с размозженным черепом, по-прежнему оснащенный чудовищным пенисом. Отон превращался то в одного, то в другого. Иногда Плутарх становился Алекто. На минуту она даже вообразила, что ее пожирает свора псов – не собратьев Эврибиада, а настоящих псов, огромных и черных, со впечатляющими клыками, дико голодных. В таких случаях Плавтина не сразу осознавала, что заснула, и не находила в себе сил встряхнуться, оставаясь бессильным свидетелем тревоги, захватившей ее собственный разум. Время от времени свинцовая крышка, которой Плавтина была накрыта, ломалась, и она не могла сдержать неистовых рыданий, таких сильных, что они больше походили на невнятные стоны или рев загнанного животного, когда она ломала руки и расцарапывала до крови предплечья, даже не отдавая себе в этом отчета. Такие приступы оставляли ее в отупении, тяжело дышащей, с комом в горле и животе, с переполненной, гудящей головой; в изнеможении она вновь соскальзывала в мучительный полусон. И хуже всего – Плавтина не знала, отчего у нее так расстроились нервы. Был ли это запоздалый шок от встречи с Марцианом? Последствия ее тревожащего разговора с Отоном? А может, ее душа оплакивала свое одиночество или дрожала, опасаясь последствий паломничества к последнему Человеку, в которое Плавтина собиралась пуститься?

На самом деле все перемешалось без определенных пропорций в захлестнувшем ее водовороте негативных эмоций. И хуже всего, что в те редкие моменты, когда ум прояснялся, она понимала, что такая реакция не подходит автомату, даже в плотской оболочке. Что-то, глубоко засевшее внутри, ускользало от нее, беспрестанно шевелилось где-то в психике, ставя под угрозу ее уравновешенность и способность держать себя в руках. Следовало ли видеть в этом ослабление Уз у нее в сознании? Могло ли вообще такое с ней произойти? Она могла бы попросить Плутарха провести углубленный анализ ее когнитивных функций, но тогда старый отшельник слишком многое бы узнал.

Это невыносимое затмение должно прекратиться. История должна снова прийти в движение и увлечь ее подальше от Лептис, от бездыханного тела Марциана, от призраков Гекатомбы, от ее прежнего существования, навсегда похороненного под зыбучими песками красной планеты. Плавтина нуждалась в решительном толчке, чтобы выбраться из болотистой западни собственного «я».

Помощь в конце концов пришла тремя днями позже, за несколько часов до рассвета, в виде грубой собачьей лапы, трясущей ее за плечо. Придя в себя, Плавтина открыла глаза и узрела жуткую морду и зубастую улыбку Аристида. Он бежал – как свидетельствовали об этом его прерывистое дыхание и высунутый язык. Ему не понадобилось долго объяснять, Плавтина уже поняла: Урбс пошел в атаку.

Обменявшись несколькими словами, они вместе отправились по холодным и мрачным коридорам огромного подземного комплекса. Один раз они повстречали какую-то из многочисленных версий Плутарха, двигающуюся словно призрак в темноте – она молча махнула им и исчезла. У Плавтины сжалось сердце при мысли, что она, возможно, больше никогда не увидит отшельника, который этого еще не знает. Она невольно ускорила шаг, словно опасаясь случайно раскрыть их планы. Людопес все еще двигался с трудом – ему мешала боль в незаживших ребрах. Несмотря на гордость, он в конце концов позволил Плавтине помочь ему натянуть комбинезон и всю дорогу до шаттла опирался на нее.

– А где Фемистокл? – спросила она, когда наконец устроилась, дрожа, в ледяной кабине.

– С Отоном, – ответил Аристид, глядя себе под ноги.

Людопсы не умели врать. Что-то было неладно. Смутное предчувствие возникло и задержалось в ее сознании. Она собиралась задать еще один вопрос, но вдруг ночное небо по ту сторону стекла изменилось. Одна, две, а потом – целая сотня новых звезд, плававших по небу много дней, вспыхнули бело-синим светом. Армия Урбса решила перейти в наступление. Плавтина, которую бросило одновременно в жар и в холод, приказала шаттлу подготовиться к взлету.

* * *